Но первым заговорил Грундуль:
– Неделю назад ночью вдруг загорелся дом покойной Мапететт. Если помните, Зараковский в свое время поручал Вячису его спалить.
– Но лифляндец в тюрьме. Суд уже состоялся?
– Так точно, неделю назад приговорили к двенадцати с половиной годам каторжных работ. Это я к тому, Алексей Николаевич, что поджечь дом бандит никак не мог. Значит, у них есть еще люди. Которых мы тогда не нашли.
– Понятно. Дворника Мапететт на черной лестнице Окружного суда вешали трое. Это не все?
– Не все, – подключился полицмейстер. – В бане угорел запасной ефрейтор Ложкин-Пукирев, ночной караульщик отделения Московского банка. Он пришел в полицию и сообщил, что у них в банке есть потайной несгораемый шкаф, в котором заведены четыре безопасных ящика. В одном из них хранил что-то пристав Окружного суда Довгило-Хморович. Тот, кого контрразведка арестовала в мае. Когда шло дознание, руководство банка заявило, что пристав не является их клиентом. Солгали, значит. А с какой целью?
– Надо арестовать управляющего и спросить, – предложил питерец.
– Да он сбежал! – сорвался Продан. – Обвел нас вокруг пальца. В ящике, разумеется, уже пусто.
– А смерть ефрейтора вы считаете насильственной?
– Вспомните, Алексей Николаевич, – опять заговорил Грундуль. – В мае тоже люди мерли как мухи. Замешанные, значит, в этом деле. Один будто бы повесился, а на голове у него доктора потом шишку нашли. Второй утонул в выгребе по пьяному делу. Скорее всего, напоили и столкнули. Насчет смерти управляющего городским ломбардом Короновского до сих пор ничего не ясно. Были ведь там соболя! Они исчезли, а Иосиф Львович скоропостижно скончался.
– Кто-то сообщал резиденту о ходе дознания, – завершил мысль статский советник. – И мы до сих пор не знаем кто. Борис Васильевич, этот неизвестный, скорее всего, где-то здесь. Надо засекретить розыск.
Полицмейстер аж выгнулся в кресле:
– Где здесь? В полиции?
– Да. Вы человек новый, кадра еще не знаете. Надо привлечь вашего помощника Ругу. Он старожил, пускай и ищет осведомителя.
На этих словах сыщик повернулся к контрразведчику:
– Ну а у тебя что?
– Бесследно исчез капитан Сферин.
– Давно?
– Пятый день как нет.
Лыков обратился к полицейским:
– Господа, этот вопрос мы с подполковником станем разбирать отдельно. Но для меня очевидно, что пропажа капитана и незаконченное дело Мапететт связаны между собой. Я буду вести оба дела. От вас, от полиции, требуется найти предателя. Срочно!
Фон Вернер вызвал Ругу. Пока титулярного советника искали, Лыков заговорил с Грундулем:
– Владимир Иваныч, вы в своих людях уверены? Может утечка исходить из сыскного отделения?
Тот принялся чесать затылок:
– Вроде бы ручаться за них могу, люди испытанные. А в душу как заглянешь? Особенно прикомандированным городовым. Посулят большие деньги – кто-то и не устоит…
– Вот как мы поступим…
Собеседники навострили уши. Алексей Николаевич предложил:
– Надо отлить пулю. А еще лучше две. Будто мы что-то обнаружили, важную улику. Один слух будет для чинов сыскного отделения, другой – для канцелярии. Так и поймем, где изменник.
Полицмейстер смотрел недоуменно, зато коллежский регистратор сразу сообразил:
– Моим скажем вот что. Будто бы вы, Алексей Николаевич, раздобыли в квартире пропавшего офицера такую улику, которая повернет ход дознания в нужное русло. Я с загадочным видом об этом объявлю, прикажу помалкивать. И запру «улику» в свой стол. Ночью он за ней полезет, как пить дать!
– А вы, Борис Васильевич, проделайте то же самое со своими, на втором этаже. Сколько людей в канцелярии?
– С вольнонаемными писцами около десяти. Но ведь из них не все допущены к секретам.
Тут вошел Руга. Его быстро ввели в курс дела и приказали думать, как отлить вторую пулю. Владимир Эдуардович начал перебирать чинов канцелярии поименно. И сразу же сказал:
– Первая часть сидит вместе с городским управлением, это одно целое с нами. Люди курят, пьют чай, ходят друг к другу из кабинета в кабинет. Надо и их проверить.
– Верно, – одобрил питерец. – Но как?
– Тоже сообщить, что Лыков нашел важную улику, и сунуть ее в мой стол. На виду у всех.
Игорь Алексеевич запротестовал:
– Уши торчат! Если наш изменник сидит внутри аппарата, он может узнать, что такую же штуку проделали в сыскном отделении. И догадается о ловушке.
С этим доводом нельзя было не согласиться. Разговор чуть было не зашел в тупик. Но Руга быстро нашелся:
– Пуля пусть будет одна. Та, которую придумал Грундуль. Улика у него в столе, такая, что ух! Сразу выведет на след. А сплетню насчет нее пустим по всему управлению и по Первой части тоже. Ходим все с загадочными лицами, шушукаемся и будто невзначай проговариваемся. А вечером сыскное в полном составе идет на облаву. Как у вас налажено, Владимир Иванович? Один всегда остается на дежурстве?
– Так точно. Иначе непорядок.
– А кто решает, кому остаться? Есть очередь?
Грундуль опять мигом сообразил:
– Я вас понял, ваше благородие! Вы полагаете, что, если изменник в сыскном, он захочет остаться на дежурстве? Чтобы залезть ко мне в стол.
– Верно.
Сыщик опять взялся тереть затылок:
– Мм… Я предложу остаться желающему. Кому, мол, неохота ночью по задворкам таскаться, пускай сидит у телефона. Предатель, если он из моих, скажет что-нибудь вроде нога болит или спину ломит… И останется.
Предложение сразу утвердили. Но Вернер задал правомерный вопрос:
– Если предатель со второго этажа, как он залезет в стол к Грундулю? Там сидит дежурный, он не позволит.
Возник спор. Покричав немного, участники совещания решили: нечего думать за предателя! Пусть как хочет, так и изворачивается. Или зовет сообщника, чтобы тот отвлек дежурного. Или выманивает его каким приемом. Сходи, мол, за пивом, вот тебе деньги, а я покуда покараулю… Важнее решить, как ловчее поставить засаду.
На этом месте все посмотрели на коллежского регистратора. Тот был сегодня в ударе и сразу предложил:
– Поскольку я теперь не начальник, то и кабинет начальника не мой, а Моисеева. Поэтому «улику» я на глазах у всех запру в свой стол, который стоит в общей комнате. Моисеев уехал в Тулу и не вернется еще день-другой. Там и надо поместить засаду. Я незаметно впущу ее внутрь.
– Кабинет запирается? – спросил Лыков.
– Дверь закрыта, но не заперта. Нет-нет да приходится туда шастать: журнал взять или вещественные доказательства в шкаф положить. А спрятаться удобней всего за портьеру, она там бо-ольшая…
