Тут уж Луне стало не до сна. Вот тебе и ары! Друзья-побратимы, мать их так! Луня вскочил и начал говорить, стараясь не упустить ничего более-менее важного из их с Шыком долгого пути. Так ары узнали и про смерть гонца, имя которого самому Луне открылось только-что, и про нава с Гамаюном, и про корья и лешью, про битву с берами, про змею, что ужалила волхва у подножья горы Тучи, словом, про все, что произошло с родами во время их долгого пути.
Когда Луня закончил свой рассказ, он даже слегка охрип, а Турдал все еще переводил родские слова притихших воинам, смешно произнося привычные для родов названия мест и племен. Наконец, Турдал умолк, и вдруг все ары разом закричали, заулыбались, бросились к Луне, обнимая и хлопая его по плечам.
— Мы… Мы радуемся вашим победам! — смеясь, перевел через головы воинов Турдал: — Теперь мы верим тебе!
Но радовались ары недолго. Луня улучил момент и достал из своего мешка белую шапку погибшего гонца. Седоусый взял ее, почтительно погладил значок, звякнул бубенчиком, потом вернул Луне.
Кто-то из аров вынул из нишы в стене большую бронзовую чашу, покрытую резьбой, налил в нее из меха темного, густого питья, и все голоса разом смолкли. Седоусый воевода взял чашу обеими руками, громко и торжественно произнес несколько слов, отпил из чаши и передал стоящему рядом воину.
— В память о погибшем доблестном Будоре мы пьем эту поминальную чашу! — шепотом перевел Луне Турдал, и от себя добавил: — Выпей и ты с нами.
В тишине ары брали друг у друга поминальник, который Луня про себя окрестил уже братиной, отпивали и передавали дальше. Дошла очередь и до Луни.
— Пусть в чертогах Мары душа Будора не знает горя. Мы же да отмстим за него! — по-родски сказал Луня и сделал большой глоток терпкого, горьковато-пряного напитка, от которого сразу зашумело в голове.
Когда поминальный обряд был окончен, ары вновь обступили Луню. Теперь их интересовали все подробности боя с берами. Луня понимал — воям войское, и как мог, описывал ратные ухватки поганых беров. Показал и топорик, рассказал, как бер с его помощью едва не лишил Луню жизни.
Топорик пошел по рукам. Ары с видом знатоков разглядывали незнакомое оружие, взвешивали в руках, кто-то даже наладился метнуть его в дубовую дверь, но седоусый покачал головой, и топорик вернулся к Луне.
С еще большим интересом и неподдельным уважением разглядывали порубежники ожерелье из берских пальцев. Турдал аж взмок, переводя Луне все просьбы поменяться на то-то и на то-то, но Луня лишь отрицательно мотал головой, не могу, мол.
Не обойден вниманием был и цогский кинжал. Ары дивились чудной для них форме клинка, смотрели на странную заточку. Словом, Луня отдыхал душой вот что значит быть воем! Мечи, топоры, разговоры про битвы и походы — вот удел настоящего мужа! Ну какой из него, к собачим блохам, волхв? Вон, от змеиного укуса заговор, и тот не смог толком сполнить. Шык вроде и жив, а вроде и нет…
То ли по своему обычаю, то ли желая угодить Луне, арские воины вдруг затянули песню, торжественную и грозную, как рев бури. Турдал перевел ее слова так:
Башня, словно скала, высока,
И словно камень скальный, крепка,
Но крепче крепкого камня — мы,
Зеленых полей Ар-Зума сыны!
Непрошенный гость перевал не пройдет,
Он здесь лишь погибель свою найдет!
Секиры наши, как мысли, остры,
Как горные ветры, клинки быстры.
Тугие луки без промаха бьют,
Стрелы в полете, как птицы, поют!
Любой враг бесславно погибнет тут,
Стервятники тело его склюют,
Ветер будет костями играть,
Трусов в темной ночи пугать.
Башня, словно скала, высока,
И словно камень скальный, крепка,
Но крепче крепкого камня — мы,
Зеленых полей Ар-Зума сыны!
Будет, коль надо, весь мир покорен,
Лишь бы стоял Правителя трон!
И он простоит века и века,
Сила аров и мощь велика,
Солнцем и Бо Великим храним,
Вечно будет Ар-Зум нерушим!
Последнюю строчку ары прокричали трижды, потрясая выхваченными из ножен мечами. Луня песня понравилась, только немного царапнули где-то внутри слова о покорении всего мира, но уставший ученик волхва не придал им особого значения — может, Турдал чего-то напутал, не так перевел, может, еще что…
Разговаривать долгие разговоры с Луней не позволил все тот же Турдал. То ли Луню пожалел, то ли сам устал, но вскоре он что-то сказал своим, и ары, кланяясь Луне, стали расходится — кто в дозор, кто — спать, кто — по иным делам.
— Ложись, вой Луня! — улыбнулся Турдал, когда они остались наконец одни: — Тебе надо отдохнуть, набраться сил — путь через Перевал нелегок. Набольший решил, что с тобой пойдет четверо наших воинов, и я в их числе на Перевале последнее время ярятся снежные демоны, тебе одному с тремя конями и больным волхвом не выжить…
Луня поблагодарил Турдала за все, лег у огня на постель из толстых овечих шкур, и мгновенно уснул.
* * *
К Перевалу выехали, когда прекраснолицый Яр взошел над горами и вовсю дарил всему живому и неживому свое тепло и ласку. Ары под руководством Луни заново связали пару арпаков, соорудив придуманную молодым родом люльку. Так и не очнувшегося Шыка осторожно уложили на мохнатые шкуры горных быков, сверху укрыли такими же — на Перевале даже летом стояли трескучие морозы.
Горные вершины под ярким солнцем блистали ослепительным, нестерпимым для глаз блеском, Луня, стоя возле оседланного коня, щурил глаза, разглядывая уходящий в сияющию даль Ход, и не заметил, как возле него оказался Турдал:
— Вскоре нам придется попрощаться, молодой род, но если ты… если вы с Шыком пробудете в Ар-Зуме дольше, чем поллуны, приезжайте ко мне, в домен Тур-аргэн. Наш дюж, что стоит сейчас здесь, на заставе, сменят как раз через поллуны, и я с удовольствием приму вас в своем доме! Запомни — домен Тур-аргэн, в землях клана Пожирающего Огня.
Луня поблагодарил ара за приглашение, и вскоре он и пара коней с Шыком в сопровождении четверки арских порубежников уже ехали по круто уходящей вверх дороге, ехали в Загорье, в таинственный и загадочный Ар-Зум.
Сам путь через Перевал Луня запомнил плохо. Было очень холодно, он кутался в громадных размеров меховую доху, подаренную седоусым воеводой аров, а черная повязка с узкими прорезями — чтобы не сжечь на снежном горном солнце глаза, мешала толком разглядеть, что творится вокруг.
Луня только поплотнее запахивал доху да ежился в седле, моля Рода, Влеса и всех других благих богов, чтобы ледяной холод побыстрее кончился. Что касается дороги, то он целиком положился на опыт и умение своих спутников. Им, чать, не в первой по этой холодине шастать…
