Я хлопнул отчаянно боровшегося с зевотой ДД по плечу.
— Пошли спать, трубадур.
ДД ссутулился еще больше и, шаркая длинными ногами, побрел в коридор. У самого порога он обернулся и спросил:
— Ну, я надеюсь, дед, ты все ему объяснил?
— Почти, — ответил я за Лопухина-старшего. И вдруг вспомнил, о чем собирался спросить старика по крайней мере весь последний час. — Да, Роман Сергеевич, вы так и не сказали, где уязвимое место Хромца?
— Завтра, завтра, молодой человек, — ехидно проговорил Лопухин. — Утро вечера мудренее, а сейчас вам следует хорошо выспаться.
СТРЕЛА МРАКА
Москва, Арбат, 1990-е
В комнате царил полумрак, но из щели между тяжелыми фиолетовыми портьерами бил тонкий луч солнца. Бил прямо по глазам. Я с трудом перенес тяжелую голову влево и убедился, что Наташи рядом нет.
Она обнаружилась на кухне, где ДД поил ее чаем с вареньем. При этом трубадур и менестрель читал моей даме сердца стихи (хорошо еще, не свои):
И дракон прочел, наклоняя
Взоры к смертному в первый раз:
«Есть, владыка, нить золотая,
Что связует тебя и нас.
Много лет я провел во мраке,
Постигая смысл бытия,
Видишь, знаю святые знаки,
Что хранит твоя чешуя.
Отблеск их от солнца до меди
Изучал я ночью и днем,
Я следил, как во сне ты бредил,
Переменным горя огнем.
И я знаю, что заповедней
Этих сфер, и крестов, и чаш,
Пробудившись в свой день последний,
Нам ты знанье свое отдашь».
Он сделал паузу, чтобы перехватить воздуха, и я продолжил, радуясь, что хоть что-то могу еще откопать в замусоренных кладовых моей памяти:
Зарожденъе, преображенъе
И ужасный конец миров
Ты за ревностное служенъе
От своих не скроешь жрецов.
Звякнула чашечка. Наташа и ДД одновременно повернули головы и уставились на меня, как на какое-нибудь кентервильское привидение. Боюсь, что выглядел я не лучше: опухшая со сна морда, мятая рубашка, щетина. Я поклонился и сказал:
— Доброе утро.
— Я и не знала, что ты любишь Гумилева, — проигнорировав мое приветствие, сказала Наташа. — Чаю хочешь?
— Хочу, — я выдвинул табурет и сел.
— Выспался? — ДД весело подмигнул Наташе. — Что снилось?
— Да так, — сказал я хмуро. — Цветомузыка всякая. Мне покрепче, пожалуйста.
— Сахар, варенье? — любезно осведомился ДД, пододвигая мне и то, и другое. При этом он опрокинул сахар в варенье и жизнерадостно заржал. — До чего же я неловок нынче утром, — объявил он и обмакнул в варенье свой левый манжет.
— Дима, ты невозможен, — пропела Наташа тоном, который мне совсем не понравился. — Замой рукав немедленно.
ДД, кряхтя, повиновался, после чего пострадавший манжет был заботливо завернут и застегнут на пуговицу. Я следил за этими семейными разборками с сардонической ухмылкой старого холостяка. Будь что будет, решил я, я остаюсь нем и бесстрастен, как скала.
— А где дедушка? — поинтересовался я минут через пять напряженного молчания. — Роман Сергеевич, я имею в виду? Спит еще?
— Ты представляешь, который час? — спросил ДД и, не дожидаясь моей реакции, ответил сам себе. — Полчетвертого.
При этих словах он снова почему-то расхохотался. Смех у него был хоть и не такой противный, как у старикана, но слуха тоже не ласкал.
— Не совсем понимаю, — сказал я вежливо. — Что может помешать немолодому человеку отдыхать после бессонной и наполненной событиями ночи до четырех часов дня?
ДД перестал смеяться и уронил ложечку на пол.
— Дед уже два часа как в редакции. У него там готовится к печати книжка о доисламских религиях Средней Азии, с утра ему позвонили и потребовали быть… Он спит по четыре часа в сутки уже двадцать лет.
— Не то, что некоторые, — в голосе Наташи был яд.
«И чего она все время привязывается ко мне?» — с неожиданной обидой подумал я, но вслух сказал:
— И когда он вернется? Мы, помнится, собирались обсудить план совместных действий…
Боже, подумал я, что я несу, какие совместные действия, нас же Крым ждет…
— Он должен позвонить, — ответствовал ДД. — Но, думаю, не раньше шести.
— В таком случае, может быть, я заскочу вечером? — настроение у меня как-то сразу улучшилось. — А сейчас мы, наверно, пойдем, да, Наташ? Надо же еще собраться…
Наташа повернула голову. По ее глазам я понял, что вчерашняя договоренность слегка подзабылась.
— Куда? — спросила она.
— Ну, Крым, — промямлил я, неизвестно почему смущаясь. — Ну, помнишь…
— Ах, это, — с облегчением сказала Наташа. — Я еще не решила.
— Ребята, какой Крым, — радостно встрял ДД. — Поехали на Валдай, там чудные места и совершенно пустынно… Будем, как Робинзоны…
Исключительно глупое предложение, учитывая то, что Наташа и так несколько месяцев не вылезала из палатки. Она сделала вид, что не расслышала, и лениво проговорила:
— Дима пригласил меня сегодня в музей народов Востока. Поедешь с нами? Ах, с нами, подумал я, внезапно успокаиваясь. Нет, ребята, с вами я никуда не поеду. Одним глотком допил чай и поднялся.
— Во сколько тебя ждать? — спросил я с жалкой улыбкой. Зеленые глаза равнодушно блеснули мне навстречу.
— Ну, ты ведь все равно заедешь вечером? Тогда и поговорим.
Дома я первым делом скинул с себя мокрую от пота майку и джинсы и залез под ледяной душ. Жутко заныло подреберье, в прокушенной руке тугими толчками запульсировала медленная боль.
Бормоча какие-то отрывочные ругательства в адрес обоих Лопухиных, лысого костолома и себя самого, я растерся жестким полотенцем, прошел в комнату и, усевшись на специальной циновке в углу, попытался заняться медитацией. Естественно, ничего не получилось, и от этого я разозлился еще больше. Перешел из комнаты в кухню и смешал себе коктейль «Красный лев».
Это довольно крепкая штука, и действовать она начинает почти сразу же, особенно если не тянуть ее через соломинку, а опрокидывать залпом, как сделал я. Быстренько соорудив второй коктейль, я выудил из холодильника случайно оказавшийся там апельсин, закусил и почувствовал себя много лучше. Затем перетащил бутылки, шейкер и лед в комнату, сунул в видеомагнитофон первую попавшуюся кассету и удобно устроился в кресле.
