— На парковке и в фойе.
— И все? — выгнул я недоверчиво бровь.
— Остальное незаконно.
— А если отбросить этот факт и сказать, как оно на самом деле?
— Что тебе нужно-то? — не выдержал Зиновьев.
Я кратко ввел его в курс дела, рассказав о чудо-зачатии, но опустил детали насчет того, как самолично надругался над Катиным полотенцем.
— Ты пришел один? — поинтересовался Андрей, нахмурившись.
— Нет, будущая счастливая мамаша со мной.
— Ты в ней уверен? Я надеюсь, ты понимаешь, чем мне грозит утечка информации о скрытых камерах?
Уверен ли я в Самойловой? Ни хрена я ни в чем уверен не был. Кроме того, что найду способ заставить ее держать рот закрытым, хотя бы вот самым приятным способом.
— Уверен. Так что, ты промышляешь подобными шалостями?
— Дело не в шалостях. Это мера предосторожности на случай, если кому-то станет плохо, или случится драка, или ограбление, или…
— Я понял, — перебил я. — Так ты дашь мне записи?
— Сдается мне, ты волнуешься об этом деле не просто так, — усмехнулся Зиновьев и я не стал ничего отрицать. Приподняв руки в капитулирующем жесте, признался:
— Виновен.
— Ладно, но чисто из мужской солидарности.
Достав из ящика стола ключи, Андрей кинул их мне и сказал:
— Иди в соседний кабинет, я переброшу на стоящий там компьютер записи с камеры за тот вечер.
— Пошли, — скомандовал я Самойловой, беря ее для верности под локоть, ибо лицо у Катюши было такое, будто она собиралась того и гляди отсюда удрать.
— Куда? — спросила она, и я ограничился коротким ответом:
— Кино смотреть.
И тут же услышал, как Катя поперхнулась.
— Не хотите же вы сказать…
Очень хочу. И не только сказать.
— Ты этого не слышала, я этого не говорил, — отрезал предупреждающим тоном, открывая дверь в кабинет.
Андрюха не подвел — нужные файлы уже были на компьютере в папке «для Богуцкого». Каждый назывался согласно месту съемки — «фойе», «парковка», «банкетный зал», «парилка номер один»…
— Вспоминай, где была в тот вечер, — сказал я, отодвигая для Самойловой стул и сам садясь рядом.
— Мы будем смотреть записи из парилки?
Катя явно пыталась говорить спокойно, но голос ее дрогнул. Я усмехнулся:
— А ты хочешь? Я не против, мне до сих пор интересна техника зачатия от полотенца.
Она тут же возмущенно вскочила на ноги, но я, схватив ее за руку, заставил сесть обратно.
— Успокойся. Смотреть парилку необязательно, раз ты уже провела свое исследование и на полотенце только моя сперма. Или ты там вытворяла что-то интересное не только с полотенцем?
Она покраснела. Я сделал глубокий вдох, опасаясь за свои штаны.
— Ну так что? — напомнил я Самойловой о заданном вопросе.
Она задумчиво потерла лоб:
— Парковка, фойе, банкетный зал, гардеробная, бассейн и парилка.
Мы оба сошлись на том, что фойе и парковку смотреть нет смысла — голышом Самойлова там не бегала. А жаль, я бы не отказался посмотреть.
Начать решили с гардеробной, но там ничего особенного не происходило. Ну, если не считать чьих-то голых телес, но они меня не волновали, кроме разве что тела той, что сидела со мной рядом и краснела с каждой секундой все больше. Отсмотрев гардеробную на быстрой перемотке, дабы не смущать Катю и содержимое моих штанов, мы перешли к банкетному залу. Там тоже ничего интересного не обнаружилось, за исключением разве что зрелища того, как сотрудники, дойдя до нужного градуса, стали метать друг в друга еду, играя в подобие снежков. Тетушки моей на них нет! Она бы их научила любить каждую крошку! В приличном смысле этого слова.
Дальше по плану был бассейн, но Самойлова, пошевелившись, неожиданно задела мой локоть и рука у меня дернулась, кликнув на видео одной из парилок.
— Ox, — выдохнула испуганно Самойлова, глядя на экран.
— Пи*дец, — не удержался я.
С веником в руке Борис Леонтьевич всячески охаживал пятую точку Марьи Михайловны и это было куда больше, чем я хотел знать.
— Хочешь посмотреть? — поинтересовался со смешком у Самойловой, и та, закрыв глаза, буквально простонала:
— Нееет.
С*ка, никогда не слышал более сексуального отказа!
Надо было быстрее заканчивать со всем этим, пока штаны целы.
На запись из бассейна было меньше всего надежды. Кто и чем занимался в воде понять было трудно, хотя один интересный кадр нам все же попался.
— Как ты думаешь, что он там ищет? — спросил я насмешливо у Самойловой, останавливая перемотку на том, как Снежков что-то рассматривает у себя в плавках, факт чего был хорошо заметен с того ракурса, с которого снимала камера.
— Собственного удавчика?
— Не знаю, — ответила Катя, зажав рот рукой, и сдавленно добавила: — И знать не хочу.
— И на этого искателя сокровищ ты меня променяла, — вздохнул нарочито я, снова запуская перемотку.
— Я не меняла.
— Вот как?
Она опять вскочила на ноги и отошла к окну, но на этот раз я не стал ее останавливать. Досмотрев запись, выключил компьютер и, признав мысленно свое поражение, тоже поднялся на ноги, готовясь уходить.
— Пошли отсюда, — сказал замершей у окна Кате. — Открыто в бассейне никто не спаривался, а больше ничего понять из записей невозможно. Если только твой Снежков все-таки не нашел то, что искал, и не произвел на радостях победный залп.
— Значит, все зря? — спросила Самойлова, поравнявшись со мной в дверях.
Она смотрела на меня выжидательно — так, словно говорила: «Когда ж ты, идиот, признаешь очевидное?», а я вдруг осознал, что не понимаю ни вопроса, ни того, где вообще нахожусь. Словно все вокруг перестало существовать, кроме этих зеленых глаз, в которых я стремительно и безнадежно потерялся.
— Не зря, — пробормотал я, перед тем, как припечатать Катю к открытой двери и впиться в ее губы поцелуем.
Бл*дь, как же это было хорошо! Я чувствовал себя диабетиком, сорвавшимся с диеты и добравшимся до запретных сладостей. Сминал ее губы своим ртом так, будто хотел поглотить и ничто на свете не могло бы меня заставить сейчас остановиться. Ни бог, ни черт!
Я толкнулся языком внутрь рта Самойловой, вжался бедрами в ее тело, и в этот момент мне было глубоко насрать на все принципы, которых я прежде придерживался. Казалось лишь, что если не трахну ее немедленно — просто умру от возбуждения.
Второе мне, похоже, и светило.
