Точнее, хотел пройти, но свернул в гостиную, увлекаемый неожиданно твердой рукой матери.
Она усадила его на оттоманку и снова посмотрела на часы. Торопилась куда-то? Или ждала гостей?
– Почему ты не разрешила приехать к тебе три часа назад? Ты спешишь? – спросил он, внимательно глядя на мать и гадая, что вообще происходит.
– У меня были дела, – расплывчато ответила Римма Феликсовна. – Ты хотел о чем-то поговорить?
Глеб кашлянул и сцепил перед собой руки в замок.
– Я хотел тебя предупредить, мама. Если вдруг с твоей стороны, ввиду того, что ты вновь общаешься с Боженой, будет какая-то угроза благополучию Оли или Тео, то меня, как сына, ты потеряешь. Зато обретешь в виде врага. И это не угроза, не эмоции. Я спокоен. И я буду защищать свое.
Римма Феликсовна поджала губы, но ответить не успела – в дверь позвонили, и она развернулась и отправилась открывать.
Глеб поднялся с оттоманки, сцепил челюсти и приготовился к худшему. Так вот зачем мама перенесла время его приезда к ней? Вновь ее игры в то, чтобы свести его с «нимфой»?
– Римма Феликсовна… что происходит? – раздался из прихожей голос… Ольги.
Ланской застыл на месте, а потом сделал жадный вдох. Что происходило, сказать не мог и он, но все здесь явно затевалось неспроста.
– Риммочка… я отбываю. – Это уже был Рудольф. – Удачи тебе, моя дорогая.
Хлопнула входная дверь, Глеб сделал шаг из гостиной, в которую мгновением позже вошла Оля. Она увидела его и нахмурилась. Обернулась на свекровь, глядя на нее непонимающе. А Римма Феликсовна ликовала, словно только что выиграла три олимпиады подряд. И в то же время была взволновала и смущена.
– Настало время исправлять мои ошибки, – сказала она надломленным голосом. – Я очень виновата перед вами. Перед вашей семьей. Если Ольга не сможет переступить через обиду, я стану нести этот крест всю жизнь. Но я хочу попытаться сделать хоть что-то!
Последние слова она произнесла так, словно это была самая яростная мольба из всех возможных.
– Мама… что ты делаешь? – растерянно спросил Ланской, на которого вновь вопросительно посмотрела ничего не понимающая Ольга.
И вновь Римма Феликсовна ответить не успела. Еще одна трель дверного звонка, и она замахала на них руками и громко зашептала:
– Глеб! Умоляю, бери Олю и сюда! – Палец матери указал на шкаф. – Делай, прошу!
Просить дважды Ланского было не нужно. Схватив жену за руку, он потащил ее в указанном направлении, а секундой позже они стояли рядом друг с другом в ограниченном пространстве, где над их головами была полка, а под ногами – какие-то вещи матери и бутылки.
Римма Феликсовна плотно закрыла дверцы и показательно громко проговорила:
– Иду-иду, моя дорогая!
Она удалилась, а Глеб повернулся так, чтобы Оле было удобнее в этой тесноте.
В тесноте и, к сожалению, не «не в обиде».
– Что происходит? – прошипела я, когда довольно бесцеремонно, хоть и бережно, была запихнута Глебом в шкаф.
В шкаф, подумать только! Мы вообще где, в дурной комедии?
От происходящего голова шла кругом. Сначала странное явление Рудольфа, потом непонятные торжественные речи Риммы Феликсовны, а как апогей всего этого безумия – я сижу теперь в ее шкафу!
И чем тут, черт бы все побрал, пахло?..
– Сам не знаю, – шепнул мне Глеб и, кажется, даже попытался поднять вверх руки – мол, не виноват я, но вместо этого задел мою грудь, отчего воздух в и без того тесном помещении показался еще тяжелее, еще гуще.
– Извини, – тут же пробормотал он, пытаясь отодвинуться.
Что-то звякнуло под его ногами. Я снова принюхалась, пытаясь понять, чем же, все-таки, тут тащило, но мои мысли оказались отвлечены звонком в дверь.
– К нам еще кого-то подселят? Римма Феликсовна решила начать собирать скелеты в шкафу? – мрачно пошутила я, на что Глеб лишь хмыкнул.
От этого звука по спине пробежали мурашки. Мы были слишком близко, его дыхание, любой изданный звук, интимно льнули к коже, словно прикосновение. И это было одновременно мучительно и странно… приятно.
От этих неприличных и вообще неуместных мыслей меня спас, как ни странно, голос, знакомый уже до тошноты.
– Здравствуйте, дорогая вы моя Риммочка Феликсовна! – пропела Божена где-то совсем рядом, и меня заметно передернуло.
От ее тона, от самого ее присутствия поблизости, хоть я и не могла видеть воочию эту фею силиконовых островов.
Рука Глеба, словно тот чутко уловил мои чувства, вдруг ободряюще сжала мою. И от этого невинного, в общем-то, прикосновения, по телу снова пронеслась дрожь.
Проклятье! Если я проведу здесь еще хотя бы несколько минут… просто свихнусь, наверно. Все те чувства, что накатывали ударной волной от столь тесного соприкосновения с мужем, были просто невыносимы. Недопустимы. Неправильны…
– У вас есть для меня новости, Риммочка Феликсовна? – снова донесся до нас сладкий голос Божены.
– Есть, моя дорогая, есть…
Я расслышала странный звук: словно крупа перекатывалась в банке. Боже, они же не собираются сейчас перебирать гречку?.. Это развлечение, кажется, нынче было уже совсем не в моде, но кто знал Римму Феликсовну?.. Я уж точно напрочь перестала понимать, что это вообще за человек.
– Вы добыли для меня игрушку! – восторженно воскликнула Божена.
Я прикрыла глаза, отгоняя от себя мысли о том, какими такими игрушками эти двое могли вообще баловаться?..
– Все, как ты просила, – утвердительно заметила Римма Феликсовна и я снова услышала этот звук… показавшийся до боли знакомым.
Точно! Это же старая погремушка Тео! Но зачем…
– Что за черт? – не выдержал рядом Глеб, явно тоже недоумевающий от всего происходящего.
Я аккуратно двинула ему ногой, прося замолчать, но промахнулась. Снова что-то жалобно зазвенело…
– Что это?! – испуганно воскликнула Божена и, судя по раздавшемуся следом шуму, подскочила вместе со своим выменем с оттоманки.
Я не видела, но готова была поклясться – Римма Феликсовна в ответ осуждающе посмотрела на наш шкаф.
– О, ерунда, – беззаботно ответила она. – Наверняка Лулу снова что-то уронила. Она стала такая беспокойная в последнее время… Садись же, садись, моя дорогая…
Скрипнула мебель: Вымя снова упало на оттоманку.
– Так вы отдадите мне… это? – спросила Божена и в голосе ее слышалось заискивание.
Снова зашуршала погремушка – Римма Феликсовна, похоже, дразнила свою собеседницу. Страшная она, все-таки, женщина…
– Отдам, – тем не менее, уверила она ее. – Но сначала ты должна рассказать мне все с самого начала…
