Рассмеялась и налила себе из графина воды. Отпила глоток, чтобы чуть смочить горло и заговорила вновь сбивчиво, но уже более уверенно:
– Мне нужно завершить кое-что перед этим. Я собираюсь поучаствовать в судьбе сына.
– Опять?
Рудольф откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Он не смотрел на нее неодобрительно или как-то выказывая свое недовольство, но под взором внимательных глаз, в которых разливалась глубина понимания, Римме на мгновение стало не по себе.
Она вскинула подбородок, давая понять этим, что спорить бесполезно. Все уже решено.
– Не опять, а… заключительно. И на этом все, – ответила Римма. – Больше никаких вмешательств. – Сделав паузу, она пояснила: – Я собираюсь пригласить к себе Божену. Мы с ней снова общаемся.
Она постучала пальцами по столу. Разыгрался аппетит, да такой, что хотелось быстро обговорить предстоящее дело и заказать себе ужин из трех блюд.
Подавшись к Рудику, Римма дождалась, пока он склонится к ней, и проговорила:
– Мне будет нужна твоя помощь.
* * *
– Проходи, проходи, моя дорогая…
Римма Феликсовна взяла ее за руки, проводила в так хорошо знакомую гостиную, и Божена радостно выдохнула: кажется, все наконец-то вставало на свои места!
Она присела на оттоманку, чинно расправила юбку и, взмахнув длинными ресницами, воззрилась на будущую свекровь.
– Как ваше самочувствие, Риммочка Феликсовна? – поинтересовалась вежливо – как-никак, а следовало поддерживать с потенциальной родственницей прекрасные отношения. По крайней мере, пока.
Римма подняла руку, словно желая отмахнуться от вопроса, но в следующий момент приложила ее к сердцу и страдальчески выдохнула:
– Ах, милая моя, плохо… так плохо… и вся эта ситуация меня совсем в гроб загонит…
В гробу, откровенно говоря, Божена ее бы охотно и повидала, но пока эта старая карга ей еще была нужна, поэтому она сочувствующе выдохнула:
– Не понимаю, как Глеб может так с вами поступать, моя вы бедная Риммочка Феликсовна!
В ответ та только нахмурилась, но вскоре сокрушенно покачала головой и произнесла в тон ей, Божене:
– И с тобой, моя дорогая, и с тобой. Ты ведь носишь моего будущего внучка, а Глеб, говоришь, тебе угрожал?! Не могу поверить! До чего же его довела эта Оля!
При воспоминании о последней встрече с объектом своего вожделения, Божена вполне искренне шмыгнула носом. Она не была такой уж дурой, какой хотела казаться, и самоубийцей не была тоже: естественно, слова Глеба ее напугали. Никогда еще не видела она его в гневе, никогда еще он не говорил с ней так, никогда не позволял себе подобных оскорблений в ее адрес…
Но Глеб не учел одного: того, что ее ждало в том случае, если он не признает ее ребенка, пугало Божену куда больше его угроз, какими бы страшными они ни были. В конце концов, она была уверена: Глеб не способен ее убить. А вот грозившие ей проблемы – вполне.
– Это было так ужасно! – драматически всхлипнула она, для верности смахнув слезу. – Он едва меня не задушил!
– И после этого ты все еще хочешь за него замуж?
В голосе Риммочки, чтоб ее, Феликсовны, прозвучало столь неприкрытое удивление, что Божена тотчас поняла, что сплоховала. Впрочем, так же быстро она нашлась и с ответом:
– Но я ведь его люблю!
Испустив дрожащий вдох, призванный добавить чувств в ее признание, Божена кинула взгляд искоса на Римму Феликсовну. Та озабоченно хмурилась…
– Похоже, наша задача несколько усложняется… – заметила старая карга, покачав головой.
Божене захотелось вдруг выкрикнуть: вот именно, наша задача! Наша общая задача! Наш план, который Римма Феликсовна так коварно и вероломно предала, когда отходила ее, Божену, своей сумкой прямо на глазах у этой жирухи Ольги!
– А вы точно на моей стороне, Риммочка Феликсовна? – поинтересовалась с самым несчастным и невинным видом, но глаза ее, словно у хищника, пристально следили за жертвой.
– Конечно! – горячо уверила в ответ Римма.
– А как же тот случай…
– Это был просто спектакль для Ольги. Чтобы она мне доверилась и мы могли узнать ее планы…
Божена подумала, что они с Феликсовной похожи на двух ядовитых змей, каждая из которых готова укусить другую, но волей-неволей они вынуждены терпеть друг друга, потому что сплетены в один общий, тесно завязанный, узел.
И у нее не было иного выбора, кроме как поверить старой диктаторше.
– Так что там с нашей задачей? – подала слабый голос Божена, и почти при этом не притворялась: накатил очередной приступ тошноты.
– А? – откликнулась Римма Феликсовна, как глухая тетеря. – Да ничего. Я подумала, что Глеб наверняка затребует днк-тест, но с этим ведь не должно возникнуть проблем, не так ли?
Карга осклабилась в милейшей улыбке, а желудок Божены в ответ совершил очередной кульбит. Не исключено, что от этого жуткого зрелища.
Но на самом деле вопрос заставил ее занервничать. Вопрос с тестом волновал непрестанно и саму Божену. Сомнений не было: Глеб и в самом деле потребует его сделать. И как ей тогда выкрутиться из положения?
Ах, если бы она могла подобраться к этому молокососу Тео, которого его мамаша кормила грудью до двух лет… До двух лет, подумать только! Божене было противно даже думать о том, во что превратилась грудь Ольги после подобной пытки!
Ее взгляд растерянно метнулся к Римме Феликсовне. А вот будущая свекровушка как раз имела все возможности, чтобы добыть то, что так нужно было Божене…
Шестеренки в голове Божены лихорадочно заработали, пытаясь взвесить все «за» и «против»…
– Ах, моя дорогая, что-то ты побледнела! – озабоченно закудахтала над ней старая курица.
И Божена решилась.
Жадно сделав вдох, на выдохе она исторгла из себя такое отчаянное и надрывное рыдание, от которого даже сама испуганно вздрогнула. Впрочем, особо играть тут и не пришлось: ей и в самом деле было страшно до животного рева.
– Что такое? Что случилось?
Руки Риммы Феликсовны сжали плечи Божены, прижали ее голову к костлявой груди…
– Вы должны помочь мне, Риммочка Феликсовнааааа, – заревела пуще прежнего Божена.
И облегченно выдохнула, когда услышала в ответ:
– Конечно, моя милая! Все, что угодно!
Божена отстранилась от ее груди, изящно утерла заплаканные глаза и, потупив взор, тихо попросила:
– Вы не могли бы взять у Тео какую-нибудь вещь?..
– Зачем? – потрясенно переспросила Римма Феликсовна.
Божена снова вобрала в себя воздух и разразилась громким плачем.
– Ах, Риммочка вы моя Феликсовна… со мной случилась беда…
