Его руки вдруг накрыли ее. Он взглянул на нее так, что несчастное сердце снова сделало сумасшедший кульбит…
– Римма, мне бы очень хотелось, чтобы мы…
– Нет! – взвизгнула она прежде, чем он успел договорить.
Потому что если бы позволила ему это – не была уверена, что сумеет отказаться, принять свое наказание, которое сама же себе теперь и выписывала…
– Нет, Рудик, – повторила уже спокойнее, стараясь не встречаться с ним глазами, страшась увидеть там разочарование и непонимание. – Не стоило нам… даже начинать всего этого.
– Но… почему?
Одно его короткое «почему», а сколько же в нем пряталось разнообразных эмоций, от которых и самой Римме стало еще тяжелее, еще невыносимее.
А ведь она даже его разочарования не заслуживала. Как и того восхищения, с которым он обычно на нее смотрел. И доверия, которое, вероятно, испытывал.
– Потому что я совсем не такая, как ты думаешь, – выдохнула она тяжело, надсадно, свое признание.
– Я не понимаю…
Захотелось покончить со всем этим поскорее. Обрубить одним махом концы, чтобы ни мучить ни себя, ни его.
– Я – ужасный человек, Рудик, – ответила она, отворачиваясь к окну. – Я годами портила жизнь невестке, вмешивалась в их отношения с сыном, разрушила их семью… И я не могу после этого…
Слова кончились, выдохлись, стало так трудно, тяжело сказать о том, от чего сама же и отказывалась…
– Не могу быть после такого с тобой счастлива. Не должна.
Она ожидала, что он немедленно развернется и покинет ее квартиру, но вместо этого Рудик шагнул ближе, уверенно взял ее за плечи…
– Я убежден, что все не так плохо, как ты говоришь, – произнес он решительно. – Я знаю тебя совсем другой…
– Вот именно! Ты не знаешь, какая я в действительности!
Она стряхнула с плеч его руки, которые, напротив, хотелось там удержать, и едва не взмолилась:
– Уходи, Рудик. Пожалуйста, уходи. Кончено…
Она не видела, но чувствовала, как он растерянно застыл на месте. Пришлось повторить уже громче, отчаяннее:
– Уходи!
И вот тогда он развернулся и пошел к двери.
А Римма Феликсовна осталась.
С такой жуткой болью, какой давно уже не испытывала.
Но которую полностью заслужила.
* * *
– Милый! А я уже собиралась тебе звонить! Ты совсем обо мне забыл, – заявила Божена, едва Глеб оказался на пороге ее квартиры.
Которую собирался покинуть быстро и без излишних «Санта-Барбар».
– Я о тебе и не вспоминал, чтобы забывать, – отрезал Ланской и, отстранив Божену, которая уже попыталась повиснуть на его шее, добавил: – Мне нужны те записи, которые ты якобы сделала, когда мы с тобой были вместе.
На лице стоящей рядом женщины появилось озадаченное выражение. Глеб мог поклясться – окажись ее черепная коробка прозрачной, он мог бы лицезреть, как крутятся шестеренки в ее голове. И как он вообще мог видеть в ней ту, с которой хотелось проводить время?
– Я их стерла, – чуть подернув плечами и не забыв выставить при этом грудь напоказ, ответила Божена. – Ольга их увидела, а большего мне было и не нужно.
Пока Ланской закипал, она прошла вглубь квартиры и, устроившись на пуфике возле зеркала, бросила через него взгляд на Глеба.
– Почему ты так переменился ко мне? Почему так переменилась твоя мать? Она что – теперь на стороне твоей бывшей?
Теперь к чувствам, которые испытывал Ланской, прибавилось еще и такое острое недоумение, что брови Глеба сами по себе взлетели наверх.
Неужели Божена взаправду задавала эти вопросы? Нет, конечно, он сам был хорош, когда выгуливал ее по ресторанам и прочим выставкам. Но между ними не было даже поцелуя! Так с какого-такого рожна Божена считала, что может расспрашивать о таком? Мало того… какого хрена она считала Олю бывшей?
– Я хочу видеть те записи, – не ответив на глупые вопросы, сказал Ланской.
Нашел взглядом телефон, что лежал на тумбочке в паре шагов от того места, где он стоял. Двинулся в эту сторону, намереваясь взять сотовый и просмотреть, что там Божена могла предоставить Ольге.
– Я же сказала… Они удалены, – обиженно проговорила «нимфа». – Ты был со мной. Ты был страстен… И, кстати, мы не предохранялись…
Когда Божена выдала этот толстый, словно палка докторской колбасы, намек, Глеб как раз почти добрался до ее телефона. И так и застыл, пораженный тем, что она сказала. Господи, пусть в ту ночь с ним приключилась мужская немощь! Даже если вдруг окажется, что Божена и впрямь умудрилась воспользоваться его пьяным телом, пусть случится так, что он ничего не смог…
– Намекаешь, что могла залететь? – грубовато спросил Ланской, каждую секунду готовый протянуть руку, схватить телефон и, заперев Божену, просмотреть видеозаписи.
– Вполне! У меня как раз была овуляция.
Глеб поморщился. Теперь уж точно спланированность этой акции казалась очевидной.
– Именно поэтому ты щедро выпила? Надеешься на пьяное зачатие?
Сказанных слов было достаточно для того, чтобы дестабилизировать Божену. Она зависла, приоткрыв рот, а глаза ее стали круглыми, похожими на два блюдца.
Быстро сжав в руке мобильник, Ланской метнулся к выходу из комнаты. Как только оказался за ее пределами, закрыл дверь и, подперев ее так кстати подвернувшимся под руку стулом, велел:
– Говори пароль, а то оставлю тебя здесь, а сам поеду туда, где телефон вскроют.
Ответом ему была барабанная дробь, которую Божена принялась выбивать о дверное полотно. При этом материлась она так, что ей бы позавидовал даже сапожник.
Не обращая внимания на угрозы, что сыпались изо рта «нимфы», как из рога изобилия, Ланской предпринял попытку разблокировать телефон. О, чудо! – паролем была простейшая семерка, которую он и нарисовал на экране.
– Немедленно выпусти меня! Козел! Сволочь! Ненавижу тебя и твою мамашку!
– Ну-ну, зачем же ты так о потенциальной свекрови? – Ланской хохотнул, открывая список видео.
Искать долго не пришлось. Пока Божена билась в дверь с отчаянием молота, добравшегося до наковальни, Глеб просмотрел два ролика. Сплошное мелькание картинок… но, к его ужасу, весьма подробно запечатлившее половой акт.
Забавно, но он даже не мог вот так точно сказать – его это орган виднеется в кадре во всей красе, или нет.
– Глеб! Я же сказала, что все удалила. Ты мне не веришь? – вопросила с той стороны Божена таким голосом, которому позавидовали бы даже самые заправские актрисы.
– Конечно, нет, милая, – с издевкой, которая была слышна за версту, ответил Ланской. – Как раз смотрю на то, как ты на мне прыгаешь. Оператор из тебя, надо сказать, не очень.
