Нет, он не мог забраться по пьяни на Божену. Пару раз, когда приходил домой к жене под шафе, пытался затащить ее в кровать, на что Оля лишь смеялась, а утром с улыбкой заверяла его, что даже если бы Ланской принял весь запас виагры в мире, у них ничего бы все равно не вышло. Это обнадеживало.
Подскочив из чужой, отвратительной и смятой постели, Глеб нашел взглядом свои вещи. Они висели на спинке одного из стульев – оказывается, Божена была аккуратисткой и позаботилась о том, чтобы джинсы и рубашка Ланского провели ночь так, чтобы не помяться. Трусы, слава всем святым, оказались на Глебе. Это обнадежило еще раз.
Одевшись, Ланской забрал телефон и портмоне, которые тоже обнаружились в поле зрения, да и еще и положенные аккуратно на прикроватной тумбочке, после чего вышел из спальни Божены.
– Я не помню ничего с того момента, когда выпил последнюю порцию Джеймсона, – сказал, зайдя на кухню, где ему, судя по всему, готовили завтрак.
Божена колдовала то ли над яичницей, то ли над омлетом – с порога было не разглядеть. Однако Ланской в любом случае чувствовал сейчас лишь спазмы тошноты.
– Зато помню я, – расплылась в улыбке Божена. – Есть даже пару фоток. – Она подняла вилку вверх, как будто это было ее оружие, которым она вызывала Глеба на дуэль. – И сделала я их не по своей воле. Ты сам просил показать… в общем, ну, ты понимаешь, как мы с тобой…
Она зарделась и вновь повернулась к сковороде, а брови Ланского едва не очутились на макушке. Он что, просил ее снять горяченький материал во всей красе, а Божена это сделала?
– В смысле? – выдавил из себя Глеб, на что Божена отреагировала весьма прытко.
Подлетев к столу, на котором лежал ее мобильник, схватила тот и повертела в воздухе.
– В прямом, конечно! Ты просил запечатлеть все, что между нами происходило. Я это сделала. Хочешь – посмотри.
Острые коготки, которыми она впивалась в телефон, показались едва ли не смертоносным оружием, которым сейчас Божена держала все, что находилось между ног Глеба Ланского. Он помотал головой и отступил на шаг. Отчего-то в наличие доказательств проведенной вместе ночи верилось без слов.
– Не хочу, – выдавил из себя Ланской, после чего развернулся и помчался прочь из этой ужасной квартиры.
Кажется, Божена окликнула его, совершенно искренне вопросив: «Как же завтрак?»
Глебу на это было плевать. Он бежал туда, где после добровольного признания во всех грехах должен был получить совершенно заслуженный приговор.
К Ольге.
* * *
Я будто нутром чувствовала, что Глеб придет. Была дурочкой, но радовалась тому, что между мною и мужем в последнее время выстроились довольно неплохие отношения. Напоминала себе, что это лишь для счастья Тео, но нет-нет, а внутри проскальзывала надежда на восстановление того, что совсем недавно было смыслом моей жизни.
Когда Ланской позвонил в дверь, а я открыла, ощущения достигли высочайшего градуса. Но теперь они смешивались с опаской, которой я никак не могла дать определения. Почему вдруг стала ощущать какое-то странное чувство, будто от этого визита мужа меня не ждет ничего хорошего? Вроде бы для этого не было никаких предпосылок. Или я думала так только потому, что успела дать Глебу аванс?
– Привет, – мягко улыбнулась мужу, а когда взглянула в его глаза, тревога усилилась.
На лице Ланского мелькнула растерянность, такая острая, ощутимая.
– Привет, – кивнул он и зашел в квартиру. – Тео с Анной Николаевной?
– Да, – ответила, запирая замок. – Он позавтракал и они сейчас гулять пойдут.
Я стояла напротив мужа и не знала, как себя вести. Вроде бы ничего такого не произошло – Глеб забежал к сыну, пусть и сделал это без предупреждения, а я уже успела мысленно напридумывать себе черт-те что.
– Давай позову Теодора, он будет тебе рад, – сказала, чтобы хоть чем-то заполнить ту паузу, что стала казаться слишком напрягающей.
– Не нужно! – слишком поспешно и как-то надсадно откликнулся Глеб. – Напротив, хорошо, что он уходит. Я хочу с тобой поговорить.
Я нахмурилась. Прежде всего потому, что в душе в этот момент родилось совершенно уродливое желание перебрать в памяти те события, которые Ланской счел бы важными настолько, чтобы приехать без предварительного уведомления. И – самое ужасное – я искала в качестве повода именно свою… вину.
Глеб прошел на кухню, где устроился за дальним концом стола. Почудилось, что муж будто бы желает стать меньше, хочет слиться с окружающей обстановкой. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие.
Я проводила маму и Тео, вновь заперла дверь и осталась наедине с мужем. Вот только идти к нему из прихожей не торопилась. Как будто оттягивала момент, когда мне предстояло узнать что-то страшное.
– Если станешь тянуть так дальше, я буду вынуждена выставить тебя за дверь, – сказала со смешком, вернувшись обратно на кухню и присев напротив Глеба.
Хотелось, чтобы моя шутливая фраза хоть отчасти разрядила обстановку, однако, это не сработало. Глеб смотрел на меня исподлобья и был мрачнее тучи.
– Тот наш разговор… ну, когда я сказал, что тебе изменяю…– начал он и осекся.
Я поежилась. Показалось, будто воздух вокруг нас стал на несколько градусов холоднее.
– Я его помню, – заверила Ланского отстраненным тоном.
Вскинула подбородок, говоря этим себе, Глебу, да всему миру, что я готова к тому, что мне должен был сказать муж. Даже не зная, с чем мне вот-вот предстоит столкнуться, я думала, что справлюсь со всем.
– Тогда я тебе солгал, – добавил Ланской приглушенно.
– Я помню и это, – кивнула, но когда до меня дошел весь смысл сказанного, застыла: – Тогда? – переспросила, уже примерно понимая, зачем здесь Глеб.
Но это было… немыслимо! Он сейчас переспал с кем-то и прибыл, чтобы мне об этом объявить? Как… смешно! Как нелепо, в конце концов! Ведь мы уже были не вместе… Казалось бы, спи, с кем хочешь и молчи…
Подскочив с места, я метнулась к окну и, обхватив себя руками за плечи, вздрогнула. Тут же почувствовала близость мужа позади себя. Он поднялся следом, подошел и оказался в сантиметрах от моего тела. Но касаться меня не стал.
Я же, в противовес тому, что ощущала в момент, когда он признался в измене в прошлый раз, чувствовала себя особенно маленькой. Хрупкой, крошечной… почти призрачной.
– Я провел эту ночь у Божены, – хрипло выдохнул Ланской, и я мотнула головой, говоря этим жестом, что не желаю слышать продолжения. – Но не с ней!
Господи! Как же смешно это все было. Смешно настолько, что у меня из глаз едва не полились слезы. Почему же едва? Кажется, именно соленая влага скатывалась к губам, по которым я проводила языком и чувствовала этот убивающий привкус.
– Ланской, кажется, ты повторяешься, – ответила твердо, мысленно поаплодировав себе за то, что могу держаться.
