Войдя в их с Олей квартиру, Ланской остановился в прихожей и, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнул аромат родного дома. Здесь было так хорошо, так славно. И одновременно до одурения больно из-за того, что все потерял.
Пройдя в спальню, Глеб остановился на пороге и обвел знакомое убранство пристальным взглядом. По нутру полоснуло мерзостью от того, что испытывал по отношению к самому себе. Он вспоминал, как сказал Оле про то, что ей изменяет. Вспоминал, как на любимом и родном лице появилось то выражение, источником которого он не имел права быть. Мало того, должен был лично убить любого, кто стал бы причиной боли и унижения, направленных в сторону Ольги.
Глеб подошел к краю постели и, устало опустившись на нее, стал смотреть в пол. Никакой острой необходимости приезжать сюда у Ланского не было. Он не забыл в шкафу любимые носки. Не оставил в сейфе важных документов. Но ему так отчаянно нужно было хоть немного побыть дома. Пусть здесь и было пусто и тоскливо.
Скрежет ключа в замочной скважине заставил Глеба вскинуть голову. Он жадно всмотрелся в прихожую – с того места, где находился Ланской, просматривалась лишь часть двери. И когда на пороге появилась Оля, он счел это едва ли не знаком судьбы.
Она что-то напевала себе под нос. Была одна – это Глеб отметил краем сознания. Выглядела посвежевшей, отдохнувшей. Ухоженной. Оля пока не заметила его, дав Ланскому возможность ею полюбоваться. Сначала она неспешно разулась, потом принялась вертеться перед зеркалом. Оправила блузку, привстала на носочки. Светлая ткань обтянула красивой формы грудь, рот Глеба наполнился слюной.
– Господи! – вскрикнула Оля, когда хотела повернуться вокруг своей оси и заметила мужа.
Было видно, что она порядком напугана. Впрочем, жена быстро взяла себя в руки. Нахмурилась, прошла в спальню. Ее взгляд метнулся к застеленной постели, Ольга закусила нижнюю губу.
– О, ты один, – вдруг выдала она, и Ланскому захотелось вскочить, схватить ее в объятия и больше никуда не выпускать.
– А с кем я, по-твоему, здесь могу быть? – хрипло спросил Глеб, поднимаясь с постели.
– Какое мне до этого дело? – фыркнула Ольга и уже собралась выйти, когда он остановил:
– Подожди!
Вышло как-то моляще, за что Ланской тут же себя обругал. Быть может, его жена уже и забыла о том, что они жили вместе, были семьей. Быть может, тот самый адвокат – никакой не адвокат, а любовник. Ведь не зря же мама говорила о том, что у Ольги другой мужчина.
– Что?
Она нахмурилась и сложила руки на груди.
– У меня мало времени, – добавила поспешно. – Заехала за некоторыми игрушками Тео. Старые наскучили.
Глеб улыбнулся, когда Ольга заговорила про сына. Нет, он по ним действительно чертовски истосковался.
– Как он? – спросил, чтобы хоть чем-то заполнить беседу.
– Прекрасно. Играет, гуляет, ест и спит. Идеальная жизнь.
Оля усмехнулась, Глеб сделал шаг к ней.
– Пожалуйста, давай поговорим. Спокойно, без попыток сделать друг другу больно, – попросил тихо.
Она мгновенно ощетинилась. Вроде бы во внешнем облике ничего не изменилось, но Ланской почувствовал, как между ними пространство словно наэлектризовалось, стало густым и вязким. Как летнее марево, которого не касается ни единое дыхание ветра.
– О чем? – пожала плечами жена. – О твоем Вымени? О Римме Феликсовне, мечтающей отобрать Тео? О том, что ты уже начал поднимать связи, чтобы лишить меня ребенка? О том, что я слишком толстая для тебя?
Водопад вопросов, полных явных и скрытых обвинений в том, что Глеб натворил, падал и падал, пока Оля не добавила устало:
– Нет, Глеб. Об этом всем мы уже сто раз беседовали. Я больше не хочу – ни нервничать, ни переливать из пустого в порожнее. Теодора ты получишь только через мой труп.
– Я не собираюсь отнимать у тебя сына!
Ланской выпалил эти слова с жаром. Со всем, на который был способен. Со всем, который пылал сейчас в душе.
– О! – только и сказала Оля.
Черт! И это вся ее реакция? А вообще, чего он хотел? Чтобы жена бросилась к нему с благодарностями за то, что не разлучает с ребенком?
– Я не собираюсь отнимать Тео. И я… не хочу с тобой разводиться.
Он сделал еще шаг, Оля не отступила, не сбежала. Это придало уверенности в том, что все еще можно повернуть вспять. Все можно исправить.
– Я люблю тебя. Я хочу, чтобы у нас снова все было хорошо.
Ланской положил руки на плечи Ольге, но она скинула их и, прищурившись, выдала:
– А хорошо – это как? А, Глеб? Ты будешь выводить свою Божену и прочих баб в свет, пока дома у плиты тебя ждет верная супруга? М? А потом, когда решишь, что ее – то есть, меня, – можно оскорбить, унизить, растоптать – заявишь вновь, что ты мне изменил?
– Я не спал с Боженой!
– А с кем спал? А хотя… какая, разница? Ты был с ней. Твоя мать, которая меня возненавидела ни за что, подбирает тебе баб, а ты, как маленький слепой котенок тянешься за сиськой, предложенной тебе Риммой Феликсовной. И ладно бы только ее сиськой…
Ланской поморщился. Ольга была права, хоть и резка в том, как это озвучила. Она развернулась и направилась в детскую. Быстро собрала там несколько игрушек и, вернувшись в прихожую, начала обуваться.
Глеб оказался рядом во мгновение ока. Сейчас хотелось лишь одного – удержать, запереть здесь с собой и заставить забыть о той боли, которую он ей причинил. Вместо этого стоял и беспомощно смотрел на то, как жена готовится покинуть квартиру.
– А знаешь что? – уже открыв дверь и стоя на пороге, наконец, сказала Ольга, и сердце Ланского пропустило удар.
– Что? – выдавил он из себя.
– Имя Тео ведь было придумано Риммой Феликсовной. Я думаю, что самое время, пока сын маленький, сменить его официально. Пусть действительно будет Федором. М?
Брови Глеба поползли наверх. Он даже представлять не хотел, что скажет мама, узнай о том, что они поменяли имя Теодору.
– Что? Что-то не так? – подавив улыбку, спросила Ольга. – Ты ведь хочешь все исправить – давай начнем с малого. Без тебя мне имя сменить не дадут, так что… Решайся, Ланской – хочешь ты начать думать своим мозгом, или нет. Набери меня, когда у тебя появится ответ на этот вопрос.
Сказав это, Ольга выпорхнула из квартиры и через мгновение за ней захлопнулась дверь.
А Глеб вновь остался наедине с собой, своими мыслями и своими страхами.
Главным из которых был страх потерять семью окончательно.
* * *
– Ты так и сказала?
Катя смотрела на меня потрясенно, даже с каким-то непонятным восторгом. И что ее, интересно, так удивляло?
– Так и сказала, – кивнула коротко в ответ. – Конечно, на самом деле я не буду менять Тео имя, но на реакцию Риммы Феликсовны посмотреть было бы интересно.
