Элеонора кивает, подергивает плечами и выдает то, что я знаю без нее:
- Вы же все равно разводитесь. Ты волен делать все, что угодно.
- Но я не делаю все, что угодно! Аманда оказалась в моем доме без моего ведома.
- Ммм. А так, с виду, и не скажешь, что что-то можно сделать в твоем же доме без твоего ведома.
Черт, она ведь права на все сто. И это злит. Но злюсь я не на Элеонору, а на себя.
- Где Рита? С ней все в порядке? - спрашиваю осторожно, не зная, какой ответ могу получить на заданный вопрос.
- Где она - я тебе, разумеется, не скажу. Но она в безопасности… гораздо большей, чем если бы оставалась сейчас рядом. С вашим ребенком все в порядке. А с Ритой…
Элеонора делает паузу, то ли намеренно, то ли подбирая слова. Я мгновенно напрягаюсь и даже подаюсь к ней. Впившись глазами в ее лицо, пытаюсь прочесть по нему хоть что-то. Ведь у Элеоноры есть полное право не ответить мне сейчас и выставить из своего дома к чертям.
- С Ритой все гораздо лучше, чем могло быть. Она снова рисует.
- А переставала?
Тут же хочется ударить себя по лбу, забрать произнесенные слова назад, но… они уже прозвучали.
- Как многого ты не знаешь о своей жене, Ян, - качает головой Элеонора. - И мой тебе совет: постарайся это исправить, если все же она останется рядом с тобой.
Раньше я бы сказал, что совершенно не нуждаюсь ни в чьих советах. Но сейчас, когда моя жизнь, мой брак, да и я сам по уши в дерьме, совсем не хочется отмахиваться от разумных слов. Напротив, я должен принимать их с благодарностью.
- Спасибо… если вы увидитесь с Ритой, точнее, когда увидитесь, передайте ей, пожалуйста, чтобы она мне позвонила. Сама она вряд ли подойдет к телефону.
- Это точно, - кивает Элеонора с улыбкой, в которой, впрочем, нет радости. - Не подойдет. И позвонит ли тебе, обещать не могу.
Поднявшись из-за стола, возвращаюсь в прихожую, где не без труда надеваю обувь. И все время так и продолжаю чувствовать на себе внимательный взгляд.
- Почему вы не указали мне на выход? - наконец совладав с кроссовками, задаю вопрос Элеоноре. - Я что-то не припомню, чтобы когда-либо вам нравился.
С губ Ритиной бабушки срывается тихий смешок.
- Это точно. Всегда советовала внучке найти кого-нибудь помоложе.
Я вскидываю бровь, но парировать не успеваю, потому что Элеонора ошарашивает следующими словами:
- Но она тебя любит. Уж правда не знаю, за что.
Рита меня любит? До сих пор? Она говорила об этом сама, или..?
И как давно мы вообще просто не говорили о наших чувствах? О нашей жизни, о каких-то простых вещах? Да и есть ли шанс в принципе об этом начать говорить? Сейчас все указывает на то, что Григорьев Ян все свои возможности просрал с треском.
- Я тоже ее люблю, - отвечаю перед тем, как выйти из квартиры.
Уже почти добираюсь до лифтового холла, когда меня окликает Элеонора:
- Ян!
Разворачиваюсь так резко, что руку простреливает противной болью.
- Да?
- Она снова рисует, - повторяет слова бабушка Риты, после чего закрывает дверь.
Спустившись к ожидающему меня такси, я уже знаю, что делать. Устроившись на заднем сидении, вытаскиваю из кармана телефон, набираю номер, и когда мне отвечают, говорю:
- Вилен… у меня к тебе дело на миллион долларов.
Часть 34. Марго
В последние дни я рисую, как одержимая. Забываю порой о сне и еде, и хотя понимаю, что это мне не на пользу, ничего не могу с собой поделать. Все эмоции, что ураганом прокатываются по душе, требуют выхода на холст. Здесь, на картинах - вся моя история длиною в жизнь.
Я замираю на редкое мгновение, чтобы осмотреть свою работу. На ней - маленькая девочка, вокруг которой сгустилась темнота. Она сидит, обнимая руками колени, по искаженному страхом лицу текут слезы, такие честные и открытые, как бывает только в детстве.
В тот день я узнала, что мама и папа больше не вернутся. За мной приехала Элеонора, чтобы забрать из дома, где я провела первые пять лет жизни. Самые счастливые годы…
Я не хотела уезжать. Убежала в подвал, спрятавшись там, в темноте, от бабушки и… своих страхов. Казалось, что это все неправда. Что мама и папа обязательно за мной приедут и я должна ждать их именно здесь, в нашем доме, чтобы они сумели меня найти…
Только долгое время спустя я смогла смириться с тем, что смерть необратима. Но эта маленькая девочка на холсте этого пока не понимает.
От невеселых размышлений отрывает звонок телефона. Наверняка Элеонора - больше звонить мне было просто некому. Удивительно, но закономерно - вместе с новостями о разводе с Яном Григорьевым из моей жизни исчезли все те люди, что заискивающе или дружелюбно улыбались мне на светских раутах, старались сделать со мной селфи «по дружбе» или приглашали в гости. Нет, конечно, я не заблуждалась относительно их истинных намерений и отношения ко мне, и все же… этот вакуум, в который попала, похож на ощущение, будто перестала существовать. Наверно, в какой-то степени так оно и есть. Ведь я всегда была лишь аксессуаром богатого и успешного мужа. Без него для всех этих людей я - никто. Да и бог с ними. Шелуха отлетела, обнажив истинное положение дел. И в нем я - одна. Если не считать Элеоноры.
Но, посмотрев на экран, обнаруживаю, что все же ошибалась.
- Маша? - спрашиваю с удивлением, приняв звонок.
- Да, - говорит она и в голосе при этом - несвойственное ей смущение. После короткой паузы она и вовсе начинает тараторить:
- Слушай, пока у меня хватает смелости, я хочу тебе сказать… знаю, что мы далеко не лучшие подруги, но все же ты мне сразу понравилась и я подумала… может быть, мы можем где-нибудь встретиться и пообщаться? Я хочу обсудить кое-что… важное. Наверно…
Этот поток информации на мгновение сбивает с толку. Но я четко сознаю одно - я в любом случае рада ее звонку. Поэтому говорю:
- Если хочешь, приезжай ко мне в гости. Адрес скину смс-кой.
