И я вдруг понимаю, что эта тишина меня пугает. Потому что она не только вокруг меня, она - внутри.
- Ну как ты тут?
Элеонора врывается в дом, словно резкий порыв ветра в застоявшийся воздух пустыни. Когда вижу ее, раскрасневшуюся и с озорным блеском в глазах, сознаю, что тоже еще жива.
- Я… не знаю, - признаюсь честно, понимая, что, кажется, все это время так и просидела на диване неподвижно. А сколько его прошло? Полчаса? Час? Вечность?
- Не нравишься ты мне, - произносит бабушка, присаживаясь рядом. - Знаешь что? Уехать тебе надо! Отдохнуть от всех. Не подумай, что я хочу от тебя избавиться - упаси Боже! - но, быть может, смена обстановки пойдет тебе на пользу?
Замечаю, как она кидает встревоженный взгляд на мольберт позади меня. Да уж, эти «Страхи» могут напугать кого угодно.
- Может, ты и права, - соглашаюсь безвольно. - Но куда?
- Держи, - Элеонора достает из сумки ключи и протягивает мне. - Помнишь, я говорила тебе, что приобрела загородный домик? Ты так и не навестила меня там, зато можешь теперь съездить туда сама.
Я протягиваю руку и крепко сжимаю ключи, так, что они больно впиваются в кожу. Эта боль тоже напоминает о том, что я жива.
- Поеду прямо сейчас, - говорю Элеоноре, поднимаясь на ноги.
Возможно, слишком тороплюсь. Но хочется верить, что эта поездка как-то меня встряхнет. А еще… заставит больше не ждать. Я вдруг понимаю, что все эти дни невольно оглядывалась - на дверь, на телефон, на прошлое… на все то, что заставляло надеяться, что Ян вернется и все наконец объяснит.
Нужно уехать. Туда, где все эти неуместные надежды будут наконец похоронены под безразличной к ним реальностью.
Проснувшись следующим утром, не сразу понимаю, где я. В комнате стоит незнакомый запах, под правой рукой нет привычной тумбы. И Яна рядом нет тоже. Но к последнему я давно уже привыкла.
Распахиваю глаза и вспоминаю все. Предложение Элеоноры, бегство, небольшой домик среди леса. Поднимаюсь с постели и распахиваю шторы. Замираю от неожиданности…
За окном - совершенно белый мир. Внезапно выпавший ранний снег словно превратил землю в чистый лист. И я сама сейчас - как этот лист. Пустой, ничем еще не заполненный.
Наспех одевшись, выхожу с мольбертом из дома. Эта незапятнанная белизна что-то задевает внутри. Мне хочется запечатлеть ее на бумаге, ухватить ускользающую суть, сохранить, пока она не исчезла.
Но некоторое время спустя понимаю - я так и не сделала ни единого штриха. Более того - это и не нужно.
Мой холст остается пустым. Я сама - пустая.
Рука сама опускается на живот. Почему вдруг я не чувствую внутри ребенка? Я ведь так боролась за то, чтобы его сохранить… так какого черта ощущаю, что в пылу этой борьбы потеряла что-то важное?
Снова смотрю на пустой холст. Нет, ничего писать не нужно. Все уже и так написано за меня.
Пустота и чистота. Краски появятся позже.
Если это вообще произойдет.
Телефон вздрагивает и разряжается громкой трелью, когда я сижу на кухне и ищу утешения в любимом чае. Номер мне незнаком, но что-то все же заставляет ответить на звонок.
- Алло.
- Привет! Это Маша!
Я непонимающе молчу. И тогда голос в динамике поясняет:
- Ну, с проекта… Я тебя колбасой угощала!
От воспоминания губы вздрагивают в невольной улыбке. Помнится, мы действительно обменялись номерами, потому что она очень уж хотела подружиться. Я так и не сохранила ее контакт в телефонной книге, но эту царицу колбасных изделий забыть было все равно невозможно.
- Привет, - отвечаю ей, не зная, что еще сказать.
- Я тут узнать хотела… вы на проект больше не вернетесь?
- Нет. Мы… - запинаюсь, не решаясь произнести это вслух. Но вскоре все равно это станет общеизвестным фактом, поэтому, пересилив себя, заканчиваю:
- Мы все же решили развестись.
- Это из-за этой Аманды? - живо спрашивает Маша.
Обсуждать всю эту историю мне вовсе не хочется. Ни с Машей, ни с кем бы то ни было еще. Поэтому уклончиво отвечаю:
- Не только. На это есть множество причин. И главная из них - так будет лучше для моего ребенка.
- О… - выдыхает Маша многозначительно и после паузы говорит:
- Ну тогда ладно… в смысле, мне очень жаль, конечно… одним словом, прости, что побеспокоила.
Она отключается, а я остаюсь слушать длинные надрывные гудки. Почему-то возникает чувство, что Маша хотела сказать мне что-то очень важное, но, видимо, передумала.
Что ж, еще один вопрос, ответа на который я не узнаю.
А может, и не надо. Мне бы для начала разобраться с самой собой.
Я инстинктивно вожу карандашом по листу бумаги, что у меня под рукой. Взглянув на него осмысленно, понимаю - мои каракули похожи на спутанный клубок.
