— Партизаны прячутся в лесах, мой дорогой Гельмут, — Майер соскочил с брони на землю и сделал несколько приседаний, разминая затекшие мышцы. — Где ты видел здесь лес? Может быть, это? — он указал на заросли плакучих ив. — И сколько там укроется партизан? Человек пять?
Он демонстративно расстегнул кобуру своего «Люгера» и похлопал ладонью по рукоятке.
— И все-таки, — стоял на своем Йост, — я не стал бы идти туда в одиночку. Вы — командир, и не забывайте, что вы несете ответственность за весь экипаж "Милой Берты".
За то недолгое время, что Майер провел в рядах Панцерваффе, он успел сделать вывод, что спорить со стариной Йостом почти бесполезно.
— Ладно, — махнул он рукой, — можешь составить мне компанию. Хотя видит Бог, я хотел всего лишь спокойно отлить в кустах да посмотреть в одиночестве на звезды.
— Тогда подождите минутку, — озабоченно проговорил механик-водитель, — я предупрежу Дитмара и Людвига, чтобы они начинали готовить ужин.
— Отличное местечко, — сказал Майер, когда они с Йостом подошли к берегу ручья. Ручей прорыл себе довольно глубокое русло, и танкисты стояли на краю невысокого обрыва. — Когда закончится война, куплю здесь большой участок земли, построю дом и заживу, как барон.
— Мой знакомый из штаба говорил, что ветеранам Восточного фронта будут давать землю бесплатно, — возразил Йост. — А в придачу еще и пару десятков местных жителей, чтобы не горбатиться на этой земле самому. Вроде бы существует подробный план заселения восточных земель, и он сам его видел.
Майер молчал, зачарованный глубиной ночного украинского неба.
— А земля-то здесь жирная, — продолжал беседовать сам с собой Йост, — сама так и просится, чтобы ее как следует обработали да засеяли. Какую пшеницу можно будет здесь растить! Знаете, командир, я, наверное, открою после войны мастерскую по ремонту тракторов и комбайнов — сдается мне, что это будет самое доходное здесь занятие.
— Мастерскую? — рассеяно переспросил Майер. — А, ну да, конечно… А я, пожалуй, умоюсь.
Он скинул черную куртку, стащил через голову гимнастерку и по крутой тропинке побежал вниз, к ручью. Вода была обжигающе холодной, но Майер с удовольствием зачерпывал ее горстями и щедро поливал разгоряченное дневным переходом тело. Он плескался, фыркал и ухал, пока, наконец, не почувствовал себя свежим и бодрым. Тогда Майер повернулся, чтобы позвать Йоста, и замер.
Йоста на краю обрыва не было.
Конечно, он мог отойти на несколько шагов назад. Но Майер слишком хорошо знал старого ворчливого механика-водителя, чтобы поверить, что он мог оставить своего командира без присмотра.
— Гельмут! — позвал он громко. — Эй, Гельмут!
Ему показалось, что кто-то ему ответил. Тогда Майер вытащил из кобуры пистолет и поспешил вверх по тропинке.
Он уже почти достиг обрыва, когда споткнулся то ли о корень, то ли о неожиданно возникший на пути туго натянутый шнур. Майер упал, как кошка, выставив вперед руки, но сверху на него навалилась чья-то тяжеленная туша, широкая ладонь крепко зажала рот, а «Люгер» вырвали из руки прежде, чем он успел нажать на спусковой крючок.
— Ruhe!
[20]
— прошептал ему в ухо голос с варварским славянским акцентом. — Пошевелишься или пикнешь — убью!
"Партизаны! — в панике подумал Майер. — Йост был прав! Но где же они прятались?"
В рот ему воткнули какую-то вонючую тряпку. Потом рывком поставили на ноги.
Майер увидел, как весело пляшут вдали языки разожженного Дитрихом и Людвигом костра, отбрасывая тени на стальной борт "Маленькой Берты". Самих ребят он не видел — до костра было метров двести. Двести метров отделяло его от прежней жизни — жизни, в которой была веселая война и мечты о собственном поместье. В новой жизни не было ничего, кроме вонючего кляпа и ствола пистолета, уткнувшегося ему под ребра.
"Убегу, — отчаянно подумал Майер. — Собью с ног этого верзилу и брошусь в степь. Трава высокая, сразу они в меня не попадут. А когда начнут стрелять, ребята тут же поднимут тревогу…"
Он уже почти решился было, уже собрал все силы для отчаянного рывка, когда увидел Йоста. Механик-водитель лежал чуть поодаль в какой-то черной луже и смотрел в звездное украинское небо широко раскрытыми глазами. У него было аккуратно перерезано горло.
— Ну, что будем делать? — спросил капитан Шибанов.
Пленный фриц, голый по пояс, сидел на земле, широко раскинув длинные ноги. Его била мелкая дрожь.
Шибанов притащил его в их убежище под плакучей ивой. Убежище было идеальным — из него степь просматривалась во всех направлениях, но густая листва ивы надежно прятала его от постороннего взгляда.
Гумилев смотрел на пленника во все глаза. Это был первый живой фашист, которого он видел в жизни. Ничего ужасного в его облике не было, наоборот, выглядел он довольно жалко. Молодой парнишка, лет двадцати двух — двадцати трех. Худые плечи, тонкая шея.
— Где его вещи? — Жером рассматривал трофейный «Люгер». — Он что, купался?
— Так точно, — сказал Шибанов. — Его там ефрейтор стерег, ну я его и это…
Он провел ребром ладони по шее.
— Старшина, принесите вещи, — скомандовал Жером. Теркин мгновенно исчез во тьме. — Значит, так. Времени у нас мало. Его могут начать разыскивать в любую минуту. Поэтому задача перед вами, капитан, стоит непростая. Вы должны внушить нашему гостю, что его долг перед фюрером — уничтожить предателей в экипаже его танка. И сделать это ему надо быстро и тихо.
— Как же я ему внушу, товарищ майор, я же по-немецки хреново шпрехаю, вы же сами говорили…
— Ничего, — сказал Жером. — Для того, чтобы объяснить, что ему следует делать, вашего словарного запаса вполне хватит. Только для начала узнайте, как зовут его бойцов.
Гумилев, затаив дыхание, наблюдал за Шибановым. Он уже давно знал, что капитана включили в группу из-за выдающихся способностей к суггестии, но ни разу не имел возможности воочию убедиться в его таланте. Жером занимался с Шибановым отдельно, предупредив курсантов, что капитану строго-настрого запрещено использовать свой дар в отношениях с товарищами по группе.
Шибанов уселся на землю напротив немца. Уставился на него тяжелым немигающим взглядом.
— На меня смотри, — сказал он по-немецки. — Смотри на меня, говорю!
Немец поднял голову и испуганно захлопал глазами.
— Сейчас тебе вынут кляп, — медленно проговорил капитан. — И ты будешь отвечать на мои вопросы и слушать все, что я тебе говорю.
Немец торопливо кивнул. Шибанов сделал знак Гумилеву, и тот, подойдя сзади, освободил пленника от кляпа.
— Как тебя зовут? — спросил капитан. Акцент у него действительно был сильный, но немец явно все понимал.
