— Нормально все. Че, как дела, ара? — заговорил Рашид и даже, как бы не напрягаясь, — Какие вести?
— Плохо Рашид, совсем плохо. Ты никак не хочешь с нами совет держать, а ведь мы тебя уже не раз просили, чтобы ты бросил своего Барсука. Отжил он, кончился весь. Зачем ему служил? Теперь вот Барсуку конец и тебе брат конец настаёт.
— Эээ, падажи ара, я тебе не брат — запомни, — скривился Рашид, — а на место Барсука старшего сейчас младший встанет. Тогда вашей лавочке совсем нехорошо будет. Он похищения отца вам не простит.
— И так и плохо и так. Только ты Рашид не на той стороне, понимаешь. Уходи скорее. Там сейчас всех возьмут и младшего и его шавок.
Нда, я то думал, вот сейчас и растерзаем предателя, а у них тут оказывается песочницы то разные.
Значит не предатель Рашид, служит отцу верно. Смекнул я и показываю Рашиду безмолвно, на пальцах, крути придурка Ашота, может ляпнет чего. Он падла болтливая.
Этот понял.
— А что Ашот, надолго папашу Барсука забрали? — этот уже тему начал развивать.
— Да похоже навсегда. Только я тут не при делах, мне сказали — делай как надо — не тронем. Там люди посерьёзнее за этим всем стоят. А я человек маленький. Мне лишь бы мой счёт на минималку поставили и отвалили.
— А ты думаешь будет минималка? Нет Ашот, если пришел человек посерьёзнее Барсука, тут вам вставят по самые не могу, вспоминать будете Барсука старшего и сынка его как добрых благодетелей.
— Эй, эй, ты про Барса, чего ли, так от него какая опасность? О его приключениях каждый знает. Он только членом умеет думать. Ему тёлку подсунь и он возле неё готов хоть круглые сутки валяться…
Вот это я немного не понял!
Не выдержал я такого прилюдного унижения, телефон к губам приложил и прошипел громогласно:
— Ах ты хорёк зубатый, я же тебя удавлю крыса помойная. Поговори ещё. Вы у меня все суки будете ломбаду танцевать!
В телефоне сразу отключилось.
— Б***ь!
Разозлил он меня уже полностью. До конца.
— Марат не кипятись. Значит, Ашот просто подчиняется кому — то, — говорит Прохор.
— Кому? Кто эта падла, которая устроила такое?! — я кулаки сжимаю в судороге. Хочется кому — то приложить, прямо сейчас, вместо суки Ашота.
— Нам главная задача отца достать, — говорит Рашид и я на него глянул, как — то по — другому.
То что он не крыса, понятно из его поведения. А если играет?
— Да точно, отца, — вспомнил я.
Сейчас мне нужно поутихнуть со своими амбициями и своими гулянками. Вижу народ меня не сильно жалует. И что это Ашот там про член говорил? То есть они все считают, что я не мозгами, а членом думаю?
Доигрался я. Пора выползать из этого тупого имиджа.
Сам виноват, испортил себе репутацию. Пьянки, телки, бабки. Отец сколько раз говорил, не туда меня несёт, а я смеялся. Поздно как до меня доходит. Поздно. Правда загулялся.
Тут замесы серьёзные начались, а меня всерьёз никто не воспринимает.
И именно сейчас нужно руководить, нужно что — то умное говорить. Они все на меня смотрят, а я и выдать ничегошеньки толкового не умею.
Вот, мать его, попал.
Потому что все эти годы не делами занимался, а свой статус первого городского е***я подтверждал.
А теперь, когда — вот она опасность, прямо передо мной стоит и грозит пальцем, какого хрена я делать должен. Кто подскажет?
И отца задавят и меня вместе с ним. А меня не взяли, потому что не видят во мне такой опасности. Да, потерял я в глазах людей, сильно потерял.
И эти дуроебы стоят, смотрят на меня сейчас и явно ничего толкового не ждут. Не верят, что выдам толковый план.
Ну что же, придется показать — кто есть кто.
Не для того я свой мозг столько консервировал, чтобы при открытии этой банки выдать тухлую тушёнку.
Сейчас я должен выдать им деликатесный, настоявшийся с годами продукт.
Я вышел из ступора. Повернулся.
— Рашид, Прохор и ты за мной. Остальные, ждать указаний.
И мы пошли из комнаты.
* * *
В дом понаехали какие — то мужики.
И видно, чтобы я не путалась под ногами, Марат втолкнул меня в одну из комнат. Слава богу, тут не было погрома, как в других комнатах. Правда, горничные и рабочие уже начали разбросанное барахло убирать, но от этого не сильно улучшилось моё испуганное состояние. Хотелось поскорее покинуть этот дом, чтобы никогда тут больше не появляться.
Как назло, я в какой — то комнате тупо сижу на диване. Пришлось целых полчаса рассматривать собственные руки. Надоело, я встала с дивана, решила выйти из комнаты, чтобы заняться чем — то полезным.
И я таки вышла. Набралась смелости, открыла дверь, высунулась, никого не увидела и тихонько пошла по коридору второго этажа.
Голоса где — то внизу, в разрушенной гостиной. Я не прислушиваюсь о чем они говорят, но без конца слышу крики Барса. Чего ж он так орёт?
У одной двери остановилась, потому что отчётливо услышала тихий плачь. Почему — то вот сейчас, я даже не подумала, что нужно постучать. Захотелось помочь человеку. Тихо толкнула дверь и увидела кровать, а на ней лежит мать Марата и тихо всхлипывает.
Я вошла, не спрашивая разрешения, приблизилась и села на краешек кровати. Женщина глянула, шумно высморкалась в мокрый от слёз платок и продолжила подвывать.
Нужно было что — то говорить.
— Вы не волнуйтесь, Марат обязательно освободит отца, — сказала я, чтобы ее утешить.
— Марат? — она глянула на меня так, словно я вообще ничего не понимаю, — ты действительно в это веришь. Он же непутёвый. Отец так и говорит про него, что никакого от него толку в жизни. Он ведь только и делает, что тратит деньги, которые отец с таким трудом зарабатывает.
Не хотелось напоминать ей, каким именно трудом зарабатывает отец. Думаю сейчас это не к месту.
— Вы не справедливы к Марату, он очень целеустремлённый, — сказала и тут же вспомнила, как он именно целеустремлён.
И в какое русло направлены его цели и устремления.
— Я думаю, это уже все — конец империи Барсуковых, — грустно проговорила она. — Когда — то это должно было случиться и вот случилось. Главное чтобы отец жив остался.
Зачем же разубеждать. Не стану.
— Марат сделает все, что от него зависит. Он смелый и отзывчивый и он любит своего отца. Не оставит его в беде. Сейчас уже он решает, придумывает план по его спасению.
Она глянула на меня снова, как на человека ничего не понимающего. Брови её жалостливо взлетели и плачущее выражение снова появилось на лице.
