• «Ты всё неправильно поняла».
• «Ничего не было, тебе померещилось».
• «На самом деле у тебя всё хорошо».
• «Ты слишком чувствительная».
• «Ты слишком сильно реагируешь».
• «Ты всё выдумываешь».
• «Любая женщина на твоём месте была бы счастлива, а тебе всё не так, что бы я ни сделал».
• «Ты что, хочешь сказать, что я вчера на вечеринке трогал свою коллегу за грудь? Какая бессмыслица! У тебя грязное воображение!»
• «Я?! Тебя?! Ударил?! Да как бы я мог? Это ты наткнулась лбом на косяк и принялась орать».
Женщина подвергает себя бесконечным самопроверкам, сомневается в своих чувствах, в своём психическом здоровье. Ей внушают, что она плохая, ненормальная, что она-то и есть насильник в семье. И вуаля – женщина начинает в это верить. Чем дальше, тем сильнее абьюзер разрушает уверенность жертвы в том, что она имеет право на свою точку зрения. Отныне реальность для неё будет формировать он.
«ЧТО-ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?» Существует особый тип разговора, который, собственно, трудно назвать таковым, потому что один из собеседников преследует цель не услышать другого, а измотать, вынудить сознаться в чём угодно и повергнуть в отчаяние. Предпосылки: у абьюзера плохое настроение или, наоборот, слишком хорошее… В общем, он намерен заняться любимым делом. И начинается всё с какой-нибудь мелочи. Например, представим такой диалог между абьюзером и его партнёршей.
Партнёрша (П.): Давай посмотрим какой-нибудь фильм.
Абьюзер (А.): Давай. А какой ты хочешь?
П.: «Джокер».
А.: Это про того типа с уродливым лицом, да?
П.: Да. Его все хвалят.
А.: Это ты так мне намекаешь, да?
П.: На что?
А.: На то, что я урод.
П.: Что за ерунда, ты не урод!
А.: Ты меня обвиняешь в том, что я говорю ерунду? По-твоему, всё, что я говорю, ерунда?
П.: Слушай, ты не так понял…
А.: Ну да, конечно, я всегда всё не так понимаю. Не то что ты, правда? Ты-то очень хорошо всё поняла недавно, когда ругалась со своей матерью!
П.: При чём тут моя мама? И мы совсем не ругались, я ей просто сказала…
А.: Просто так орала на неё по телефону, что стены тряслись. (Передразнивает, кривляясь.) «Мама, отстань от него, пусть живёт как хочет!» Я думал, все соседи сбегутся!
П.: Но она меня просила повлиять на брата, чтобы он устроился на работу, а я ей пыталась объяснить, что это бесполезно…
А.: Конечно, бесполезно, когда за дело берётся такая тупая баба, как ты. Правильно твой брат тебя в детстве бил, только не пошло на пользу.
П.: (Плачет.) Как тебе не стыдно!
А.: Мне не стыдно? Да мне сил нет как стыдно, что я вляпался в такую гнилую семейку, как твоя! Что они с тобой делали, как тебя воспитывали? Я всего лишь хотел спокойно посмотреть фильм, а ты, как обычно, устроила целую трагедию на пустом месте!
Этот диалог – пример циклического разговора. Назван он так потому, что абьюзер может сколько угодно ходить по кругу, подбирая всё новые и новые обвинения в адрес партнёрши, нанося словесные удары по всем её уязвимым местам. Его ни в чём невозможно убедить, потому что он не хочет убеждаться, получая удовольствие от процесса, который для противоположной стороны чрезвычайно мучителен.
Абьюзеров принято обвинять в неумении считывать и понимать эмоции других людей. Однако, чтобы получать удовольствие от того, что нанёс болезненный психологический удар партнёрше, такое умение необходимо. Абьюзер не аутист, он прекрасно видит и понимает, что испытывает человек, страдающий по его вине.
Что происходит с женщиной в процессе циклического разговора? Прежде всего, жертва думает, что сказала что-то неправильное. И именно это послужило триггером для её любимого и любящего (как она уверена) мужчины. Потом несчастная считает, что недостаточно хорошо излагает свою точку зрения, пытается объяснять лучше, но под воздействием уводящих в сторону реплик абьюзера всё сильнее запутывается, из-за чего ещё больше кажется себе глупой и беспомощной. Наконец, она просто чувствует себя так, словно её избивают словами, и мечтает только о том, чтобы это прекратилось. Часто мучитель выбирает для циклических разговоров ночное время, и женщина после бессонной ночи напрочь лишена сил и бодрости, тогда как её «любимый» полон энергии.
«ТЫ ДЛЯ МЕНЯ ПУСТОЕ МЕСТО». Домашний тиран наказывает женщину тем, что объявляет ей бойкот: молчит, не реагирует на попытки заговорить с ним, ведёт себя так, будто перед ним пустое место. Кажется, этот вид психологического насилия противоположен предыдущему. На первый взгляд, в нём нет ничего страшного, но на самом деле он тоже разрушителен. Он несёт послание: «Тебя нет. Ты вообще не существуешь. Я вычёркиваю тебя из жизни».
Конечно, всем нам время от времени бывает необходимо побыть в одиночестве. И если один человек говорит: «Слушай, сегодня у меня был трудный день, пойду посижу в комнате, пожалуйста, не трогай меня», – а другой уважает его решение, это нормально. Но когда один член семьи ходит с каменным лицом, показывая, что ужасно обижен или рассержен, а другой пытается догадаться, в чём он провинился и как должен искупить свою вину, – это насилие. Звенящая тишина в доме становится вдвое страшнее, потому что в любой момент её может прервать вспышка гнева, крик, обвинения.
«МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ТАМ ТЕБЕ НУЖНО». Пренебрежение потребностями другого человека необязательно проявляется в демонстративном молчании; равнодушие, которое убивает, может выглядеть и по-другому. Жена сидит рядом с больным ребёнком, не имея возможности выйти из дома, а муж снова забыл купить лекарство… в холодильнике не осталось продуктов, беременная и безработная женщина выпрашивает у партнёра деньги на питание… Требуются средства на срочную операцию, а он тратит весь неприкосновенный запас на своё дорогостоящее хобби… Если вы сталкивались с такими ситуациями, знайте, что эта форма насилия носит название «неглект». Бывает, что неглектом занимаются один или оба родителя в отношении потребностей ребёнка, вплоть до того, что органы опеки вынуждены изъять его из семьи.
Неглектерами в отношении своих жён были некоторые известные мужчины, признанные столпы морали. Например, Лев Толстой пренебрегал здоровьем Софьи Андреевны, которое было подорвано многочисленными родами, и не делал ничего, чтобы предохранить её от новой беременности (как явствует даже из «Крейцеровой сонаты», кое-какие средства для этого имелись в тогдашней медицине, но Толстой считал, что это противоестественно и отвратительно). Когда же ей потребовалось срочно удалить гнойную кисту, чтобы избежать развития абсцесса, хирург Снегирёв услышал от великого русского писателя такие слова: «Я против вмешательства, которое, по моему мнению, нарушает величие и торжественность великого акта смерти».
