Рядом со мной села Рыжая.
– Ну что, сестра, нелегко нам приходится, а?
– И так каждый день?
– Ну да, мы постоянно работаем. Кроме воскресенья.
Рыжая объяснила мне, как все устроено в лагере. Мы должны были работать с рассвета до вечера. В цеху за нами постоянно следили десять вооруженных охранников. По другим помещениям было расставлено около двадцати охранников: во дворе, в спальне, в душевой и в столовой. У каждого из них были дубинка, автомат и электрошокер. В «свободное» время делать было особо нечего: оставалось либо спать, либо бродить по двору. Книги, телефоны, музыка, рисование и игры были под запретом. А еще нам было запрещено разговаривать с людьми, которые иногда приходили к решетке, чтобы узнать, как обстоят дела у девушек. Дни были наполнены работой и скукой, которые перемежались очередями в столовую или в душ. Кормили два раза в день. В душ пускали раз в два дня. Воскресенье было днем свиданий для Кошек, у которых есть родители и которые хорошо себя вели. Поведение девушек оценивала Кэти, директор лагеря.
– И все молчат? Ты считаешь, что работать в таких условиях – это нормально?
Рыжая отправила в рот кусочек хлеба.
– А ты не знала, что заключенных в тюрьме заставляют работать? Так вот, двойное наказание существует уже очень давно. Взять хотя бы каторгу или исправительные дома. Тебя не просто сажают за решетку, ты еще и горбатишься забесплатно. Дешевая рабочая сила – дешевая продукция. Все только выигрывают от этого.
– Но… мы-то тут при чем?
– Думаешь, наше мнение кого-то волнует? Не хочешь подчиняться – отправляйся в карцер. Слишком много болтаешь – в карцер. Слишком медленно работаешь – в карцер. И это я тебе еще про избиения не рассказала. Кэти тебе не простит, если ты нарушишь правила.
Это была какая-то бессмыслица.
– Но откуда они достали столько машинок?
– Не знаю. Видимо, забрали с какого-нибудь завода, который закрылся. Ешь, а то остынет, в холодном виде это еще хуже.
Я без особого желания выхлебала суп и прожевала хлеб. У меня до сих пор тряслись руки в ритме вибрации иглы на швейной машинке. Мне хотелось только лечь и забыть об этом проклятом заводе.
Покончив с едой, мы пошли в холодную спальню.
Двор освещали натриевые фонари. У высокой решетки стояли вооруженные охранники, они внимательно следили за нашими передвижениями.
Я наклонилась к Рыжей:
– И отсюда еще никто не сбежал?
– Даже не думай, сестра. Отсюда невозможно выбраться. Даже Фатия со своей командой ничего не смогла сделать.
Мы вошли в общую спальню.
– А Сара? Я видела, как ее арестовали. Она здесь?
Рыжая не была знакома с Сарой. Я описала ее внешность.
– Нет, такой девушки здесь нет. Ложись, доброй ночи.
Я дошла до кровати с моим номером.
Девушки ложились спать, даже не снимая белые туники.
Свою я тоже не стала снимать. Я рухнула на кровать и погрузилась в сон так же быстро, как камень опускается на дно озера.
* * *
Я провела в лагере два месяца.
Я до сих пор вижу его в кошмарах.
Стук иголок. Руки в волдырях. Затекшая спина. Болтовня Кэти. Крики охранников. Скрежет ключей в замочных скважинах. Вой сирены. Стоны по ночам. Фонарики охранников, совершающих обход. Шум подошв, ступающих по холодному бетону. Ледяная вода из душа. Вонючие туалеты. Кашель простудившихся девушек. Тошнотворный запах капусты. Драки. Решетки, к которым иногда в надежде посмотреть на нас прибегали дети. Одни и те же речи об усилиях, которые мы должны приложить. Словно эта изнурительная работа должна была нас очистить и вернуть нам, животным, дикаркам, нечестивицам, Темным, человеческий облик. Прошло уже немало времени, но мне до сих пор все это снится. Я навсегда в какой-то мере останусь номером 113. Будто это число выжжено на моей душе раскаленным железом. Я перестала быть Луизой. Я стала номером 113, одним из множества других номеров в лагере. 113 – символ голода, холода, лишений и унижения.
Побег из лагеря казался чем-то невообразимым.
Почти вся территория завода была окружена высокой стеной с колючей проволокой и камерами. В некоторых местах вместо стены стояли решетки в четыре метра высотой. Перелезть через них было почти невозможно. Фатия попыталась. И потерпела неудачу.
Неподалеку от ворот располагались пост безопасности и домики, в которых жили охранники. О том, чтобы подойти к воротам и при этом не столкнуться с двумя десятками вооруженных мужчин, не могло быть и речи. Позади завода были еще одни ворота, к которым раньше подвозили грузы, но у них стояли только заброшенные ангары, так что и туда было не пробраться.
Слева от ворот находились административные здания. На втором этаже, где раньше располагалась дирекция фабрики, жила Кэти. Она никогда не покидала территорию завода. На первом этаже было несколько разных служб и душевые, а в самом конце коридора – комната для свиданий. В ней была дверь, которая вела за территорию завода и в которую входили редкие посетители. На двери был электронный замок. Магнитные карты, с помощью которых его можно было открыть, были только у охранников и у Кэти.
Чуть глубже во дворе были ангары, в которых обустроили спальни, душевые и столовую. Еще дальше – гигантское здание с цехом, в котором мы работали; оно было увенчано огромной дымовой трубой. Двери всех этих помещений запирали на замок всякий раз, когда мы входили или выходили из них. Охранники никогда не расставались с тяжелыми связками ключей, которые при ходьбе ударялись об их бедра.
Не было ни единого шанса сбежать.
Оставалось только самоубийство.
Но охранники были очень бдительны. В столовой были пластиковые миски и приборы. Ремни и шнурки у нас забрали, когда привезли в лагерь.
Мы были в западне.
Да и все равно мы были слишком измучены, чтобы попытаться что-либо предпринять. Некоторые девушки говорили, что в еду что-то подсыпают. Чтобы мы оставались спокойными. Чтобы отбить у нас всякое желание поднять мятеж. Нас и вправду было так много, что мы могли бы разорвать на мелкие кусочки всех охранников, хоть они и были вооружены. Да, скорее всего, в еду действительно что-то добавляли, но нам так хотелось есть, что выбора у нас не было.
Когда нас не заставляли работать, мы пытались отвлечься от скуки и усталости, прогуливаясь по голому двору, который насквозь продувался зимним ветром. Кто-то из девушек играл в крестики-нолики или в шашки прямо на пыльной земле. Остальные же довольствовались тем, что разглядывали город через огромную решетку.
Иногда до нас доносился сухой хлопок выстрела. К лагерю довольно часто приходили коты. Охранники ради забавы стреляли по бедным животным. Им от этого было очень весело. Они хвастались своими подвигами друг другу по рации.
