В том смысле, что он был нормальным: слишком длинные волосы, грязные ногти, увлечение старыми мопедами и ужастиками, детское личико, притягательная улыбка и двадцать лишних килограммов. Вот так герой.
Том жил с мамой в старом доме на окраине города. Мама работала на бумажной фабрике. Отец от них ушел. Однажды он вышел в супермаркет за пивом, но так и не вернулся. С тех пор жизнь Тома вращалась вокруг машинного масла, старых ужастиков и книжных страниц. Друзей у него не было. Он был одиночкой. Мы с ним были похожи, хоть и не осознавали этого.
Мы познакомились в центре города, на рынке, где можно найти все – от лекарств до книг. Том стоял у прилавка и просил у месье Бланше книгу «Ловец на хлебном поле»
[1]. Ему пришлось повторить название несколько раз, потому что старик был глух на одно ухо. Наконец месье Бланше спросил:
– Но в чем твоя проблема, мальчик? Мыши? Крысы? Что ты собрался ловить?
Уголек, старый черный кот, лежавший на прилавке, поднял голову.
Том не растерялся и ответил:
– Любовь.
Я прыснула со смеху.
Том обернулся. Он смотрел на мою длинную черную шерстяную накидку, которую я носила не снимая. Эта накидка прямиком из восьмидесятых: длиной ниже колена и с огромным капюшоном. Том улыбнулся мне. Я покраснела прежде, чем успела опустить голову. Слишком поздно. Таким было начало.
Начало сама не знаю, чего именно, но мы с Томом несколько раз пересекались на этой барахолке. Там я бы точно не встретила никого из школы. Приходилось выдерживать подозрительные взгляды месье Бланше, который не слишком-то верил, что подростков вроде нас могут интересовать его потрепанные книги. Он считал, что все подростки, которые шатаются вокруг его прилавка, думают только о том, как бы стащить бутылку растворителя, чтобы потом пойти кайфануть за стадионом. Мне кажется, он понемногу выживал из ума. Я бы, может, и ходила в настоящий книжный магазин, но в радиусе нескольких километров их не существовало, и мне нравилась лавочка месье Бланше, которая как будто сохранилась с прошлого века. Я обожала ее пыльную витрину, деревянные стеллажи, отслужившие свое книги, а еще там жил Уголек, черный кот. Он был таким же старым, как и его хозяин; он частенько устраивался на прилавке и с пренебрежением смотрел на покупателей своими зелеными глазами.
Мы с Томом так часто встречались в книжной лавке, что в конце концов у нас завязался разговор.
Шли мы к этому постепенно, и можно сказать, что сблизились мы на почве книг. Если бы не книги, я бы никогда не осмелилась с ним заговорить. Да и вообще с кем-либо. В то время я была в ужасном состоянии, и книги были моим единственным спасением.
Однажды Том с неловким видом спросил, не против ли я сходить с ним выпить. И к собственному удивлению, я согласилась. Уверена, что я тогда покраснела. Опять. Но Том и сам был пурпурного цвета, так что я несильно смутилась.
Мы уселись на террасе бара с прекрасным видом на бумажную фабрику и ее желтые выбросы и обсудили все книги, которые любили.
Потом он рассказал мне, как однажды его отец ушел из дома не попрощавшись. Он не слишком охотно говорил на эту тему. Я отнеслась с пониманием. Ведь я сама старалась не заглядывать в бездну прошлого. Я сказала Тому, что живу с папой и младшим братом.
– А мама где?
– Погибла, – тихо проговорила я. – Авария.
Том покачал головой, не спрашивая меня о шрамах. Так хорошо я себя давно не чувствовала. На самом деле я была даже счастлива, и это стало для меня открытием.
Когда мы прощались, Том сказал мне:
– Классная у тебя накидка. Такая готическая.
Из его уст это звучало как комплимент. Я набросила на голову капюшон.
– Настоящая Черная Шапочка!
[2]
На следующий день вся школа знала, что Том пил пиво, я – лимонад и что все, что он говорил, было смешно. И я почувствовала себя частью отвратительной жижи, которая варилась в городском котле.
Мы с Томом обычно встречались в среду после обеда и иногда в субботу. У меня не было мобильного, поэтому мы придумали игру, чтобы связываться друг с другом. Мы вкладывали записки между страниц «Ловца на хлебном поле», который стоял на полке в лавке месье Бланше. Старик, наверное, подумал, что это какая-то книжная новинка, и заказал еще один экземпляр. Его никто не покупал, но уголки всех страниц были помяты. Это была наша книга. Игра нас ужасно захватывала. Нужно было взять книгу с полки как ни в чем не бывало, открыть ее, пролистать страницы. Всякий раз, когда я открывала книгу, мое сердце подскакивало в надежде найти внутри записку от Тома.
Свободен четверг 15:00. Если ты тоже, встр в парке. Т.
Не забудь. С тебя лимонад и книга. Л.
Стажировка на 10 дней в какой-то дыре. Не хочу. Брр! Т.
Прочитала «Песни Мальдорора», странная книга. Принесу ее тебе, когда вернешься со стажировки. В парке в 15:00? Л.
В день, когда произошла эта история в бассейне, мы с Томом встретились в парке, и он показал мне свой новый мопед.
– Модель 82, – с гордостью объявил он. – Отец должен был починить его для меня, но у него никогда не ладилось с механизмами. А ведь это не так уж и сложно. Так что я все сделал сам. Крутой мопед, правда?
Я рассмеялась. Том прекрасно знал, что меня это не интересует. Я устроилась у него за спиной, и мы поехали в сторону озера.
Мы проехали через промышленный район. Полуголые стройные женщины с рекламных плакатов расхваливали йогурты, шины, потребительские кредиты. Я задумалась, есть ли в мире хоть одна девушка, которая хотела бы вот так прижиматься к автомобильной шине. Разве этого можно желать? Что за бред!
Город остался далеко позади. Ветерок, дующий в лицо, свежие осенние запахи, голубое небо, Том совсем близко от меня, я закрывала глаза от удовольствия. И, скажу честно, больше не вспоминала про Алексию. Все вылетело у меня из головы. Словно ночной кошмар, который я, проснувшись, забыла. Физрук успокоил класс с огромным трудом. Он кричал так громко, словно перед ним была стая бешеных собак, которых он пытался напугать, прежде чем они на него набросятся. Грубым голосом, в котором не слышно было ни ноты надежды. Он отправил всех по раздевалкам и завернул Алексию в ее огромное красное полотенце. Он держал его кончиками пальцев, а на его лице с растрепанными усами было написано отвращение. Я в последний раз взглянула на Алексию. Она рыдала, все так же опустив глаза, и была похожа на маленькую поранившуюся девочку. У меня сжалось сердце. По ту сторону перегородки парни выкрикивали: «Волосатая Алексия! Волосатая Алексия!» Я чувствовала себя отвратительно. Я ничего не сделала, чтобы ее защитить, а ведь это из-за меня она показалась всем. Но теперь, когда я сидела на мопеде, прижавшись к Тому, и наслаждалась ветром и солнцем, эти мысли улетучивались.
