Патрисия помялась, не решаясь сказать, что она не моя мать, но в конце концов кивнула и взяла брошюрку, которую ей протянул полицейский. Мне очень хотелось поскорее уйти оттуда и узнать, все ли хорошо у Тома.
Мужчина проводил нас до дверей полицейского участка. Полицейские, которые встретились нам на пути, смотрели на меня так, словно я кровожадный убийца.
– Поезжайте в этот центр, – повторил мужчина, прежде чем нас отпустить. – Поезжайте прямо сейчас.
Мы едва успели выйти на улицу, как мужчина догнал нас. Он что-то протянул папе:
– Вот, вы забыли.
Это была моя карточка. Она была измазана кровью.
– Нацепите ей на одежду. Иначе вы нарушаете закон.
Папа поблагодарил, но мужчина не двигался с места. Он ждал, скрестив руки на груди.
Папе пришлось прикреплять карточку к моей накидке прямо там, на глазах у полицейского с суровым лицом, на глазах у перепуганной Патрисии, на глазах у прохожих, которые шли по домам тем холодным ноябрьским вечером. Кто-то смотрел на нас с презрением, кто-то опускал глаза, чтобы ничего не видеть.
Я со слезами на глазах ждала, пока папа нацепит на меня карточку. У папы в уголках глаз тоже стояли слезы. Когда все было готово, мужчина кивнул:
– Я позвонил в «Аврору». Вас там ждут. Прямо сейчас.
* * *
Центр располагался на неприметной улочке.
На его существование указывала только вывеска над зашторенными витринами: «Аврора: центр оказания помощи».
По дороге сюда папа с Патрисией немного поспорили. Патрисия говорила, что обращение в центр могло пойти мне на пользу, а папа считал, что сейчас не самый подходящий момент и мне сперва нужно отдохнуть.
Патрисия покусывала губы:
– Но ты ведь слышал, что сказал полицейский. У нас нет выбора.
Патрисия была права. Чтобы их утихомирить, я сказала:
– Ладно, если полицейский хочет, чтобы мы туда поехали, мы поедем. Иначе у вас будут неприятности. А потом мы заберем Сати из садика и поедем домой.
В конце концов папа согласился.
Полицейский сказал, что парни всю ночь будут проходить обследование в больнице. Я думала только о Томе, мне хотелось поскорее покончить со всем этим и сходить его проведать. Как это сделать, я не знала, но собиралась что-нибудь придумать.
Мы открыли входную дверь центра и сразу услышали очень спокойную музыку. От такой музыки моментально клонит в сон. Как только я вошла, на меня сразу же хлынула волна запахов. Запахи Кошек, которые пытались перебить запахом ладана. В углу помещения горело несколько ароматических палочек.
В центре не было стойки администратора. Был только книжный шкаф, занимавший часть стены, напротив шкафа – дверь, и несколько диванчиков вокруг журнального столика. На одном из них сидела светловолосая женщина; она улыбнулась нам.
– Добро пожаловать в «Аврору». Меня зовут Кэти. Садитесь, пожалуйста.
Кэти напоминала мне смесь психолога-стажера и продавца-консультанта, который всегда готов впарить вам новый тарифный план.
– А тебя как зовут? – спросила она меня, когда мы уселись на слишком жесткие диванчики.
Я сжала губы. Мне хотелось сказать ей, что я только что подралась, что парень, которого я люблю, в больнице и что, хоть она и делает вид, что ничего не замечает, мои руки все еще в крови.
Патрисия и папа подбадривающе кивнули мне.
– Меня зовут Луиза, – пробурчала я.
– Здравствуй, Луиза. Добро пожаловать в «Аврору». Это место специально для таких девушек, как ты.
Кэти мне сразу ужасно не понравилась.
Папа спросил:
– Для таких девушек, как она? Что вы имеете в виду?
– Ну, – сказала Кэти. – Для девушек, пораженных этой болезнью.
– Это не болезнь, – ответил папа. – Просто Луиза такая, вот и все.
Я обрадовалась, что папа так говорит. Я готова была его обнять.
– Да, конечно, – согласилась женщина. – Я хочу сказать: то, что происходит с Луизой, может создавать некоторые неудобства. Как и болезнь. Поэтому «Аврора» и пытается оказывать помощь. Чтобы сделать наше сосуществование более комфортным. Вы, наверное, не знаете, но такие центры, как этот, существуют сейчас повсюду. Мы делаем все возможное, чтобы вам помочь.
Теперь уже папа поджал губы.
А Патрисия молчала. Но я прекрасно видела, что она следит за мной глазами. Ее сбивала с толку моя внешность. Она, наверное, не ожидала, что дочь ее любовника окажется Кошкой.
– Здесь, Луиза, ты можешь чувствовать себя как дома, – снова заговорила Кэти притворно радостным голосом. – С момента открытия мы каждый день принимаем по несколько девушек. Здесь тебя всегда ждут. Ты можешь выговориться, и тебя выслушают. Можешь приходить сюда заниматься школьными делами, делать уроки. Или даже выпить чаю, почитать, отдохнуть. Здесь никто тебя не осудит и не станет ничего тебе запрещать.
Я взглянула на книги в шкафу за моей спиной. Знакомых я не увидела. Романы, которые, думаю, понравились бы Тому, и целая куча книг по саморазвитию с сомнительными названиями: «Прими свое тело», «Как найти друзей, если ты не такая, как все», «Приручи своего внутреннего зверя», «Обрети Свет», «Хромосома Т: как с этим жить».
Кэти показала рукой на мою карточку. Ее лицо немного скривилось, когда она заметила, что карточка забрызгана кровью.
– Единственное правило, Луиза, заключается в том, что ты должна иметь при себе карточку, а мы будем записывать каждый твой визит. Конечно, как я уже сказала, здесь все очень доброжелательные. Так что мы рассчитываем, что ты будешь относиться к этому месту с уважением. Никакой жестокости, никаких оскорблений, никакой пропаганды.
Я что-то проворчала в ответ.
– Ну и приходи сюда, пожалуйста, в чистой, приличной одежде, – добавила Кэти и встала. – Пойдемте, я покажу вам, как здесь все устроено.
Она толкнула дверь, и мы увидели меблированную комнату, похожую на школьный класс, только без окон. Это еще хуже, чем кабинеты у нас в школе.
– Это учебная комната.
Там сидели две девушки в белом. Две Кошки, склонившиеся над учебниками и тетрадями. Одной из них была Анжель, первая Кошка, которую я увидела в школе, когда она снова открылась.
Когда мы вошли, девушки с любопытством посмотрели на нас.
Я помахала Анжель, но она не ответила мне.
– Ну что, юные леди, вы прилежно учитесь? – весело спросила Кэти.
Девушки молча кивнули.
– Вам здесь нравится, правда?
Девушки ответили хором:
– Да, мадам.
И я чувствовала все одиночество и тоску, исходившие от них.