– Лу… Луиза?
Я сдержала слезы и улыбнулась. Но не слишком широко, чтобы Том не видел, как у меня выросли зубы.
– Привет, Том.
Он подошел ко мне, кивая, и медленно опустился на соседние качели. Он не сводил глаз с меня, моей шерсти и карточки, приколотой к черной накидке.
– Надо же, Луиза. Я бы никогда не подумал, что…
– Я тоже.
Он откинул голову назад, закрыл глаза.
Он молчал. Он больше на меня не смотрел.
Может, его напугало мое тело. Может, я ему не нравилась. Может, в день похорон он поцеловал меня из жалости. Только из жалости.
Я начала качаться, чтобы не расплакаться.
Откинув голову назад, я разглядывала желтые облака. Цепочки качелей скрипели при каждом движении вперед-назад.
Том последовал моему примеру. Мы качались несинхронно. Но качели Тома двигались в том же темпе, что и мои, хоть он и был намного тяжелее. Сначала я отлетала далеко назад, а он улетал вперед, через секунду он уносился назад, а я, вытянув ноги, взмывала вверх, и мне казалось, что мое тело больше ничего не весит, что я могла бы улететь на небо, словно птица. Накидка за моей спиной развевалась, как черные крылья. Это продолжалось всего несколько мгновений. Несколько чудесных мгновений. И через секунду сила притяжения влекла меня обратно вниз. Наши с Томом качели пересекались внизу, на полпути. Тогда-то он и спросил меня:
– Все в порядке?
– Все хорошо. Как ты?
– Неплохо.
– Как стажировка?
– Ничего особенного.
– Ладно.
– Как в школе?
– Тяжело.
– Из-за…
– Да, из-за волос.
– Учителя пристают?
– Все.
– Они…
Я не услышала его вопрос. Я крикнула:
– Что?!
– Они тебя боятся?
– Да. Они думают, что это болезнь.
– А это не болезнь?
– Нет. Это из-за хромосомы. Я вот такая, с этим ничего нельзя сделать.
– У тебя что-нибудь болит?
– Нет. Наоборот.
– Наоборот?
– Да. Я хорошо себя чувствую.
– Круто.
– Больше ничего не болит, ни шрамы, ни стержни.
– Что?
Том не услышал моих слов, поэтому я сказала:
– Я очень хорошо себя чувствую!
– Значит, это не болезнь.
– Нет. Вовсе нет.
– Но так говорят по телику.
– Они ошибаются. Они так говорят, потому что…
Том закончил фразу за меня.
– …Потому что ничего не понимают.
– Да, именно. Им страшно.
– Понятно.
– Понятно?
– Да, понятно.
– А ты… ты не боишься?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я вот такой, и с этим тоже ничего не поделать.
– Но ты не такой, как я.
– Нет. Все люди разные. Но я знаю, что ты чувствуешь.
– Что?
– Я знаю, что ты чувствуешь!
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что я тоже особенный.
Я засмеялась:
– У тебя есть суперспособности?
– Нет, не то что у тебя.
Я возразила:
– У меня нет суперспособностей.
– Нет?
– Нет.
– Ты не можешь высоко прыгать?
– Нет.
– Не можешь приземляться на лапы?
– Не могу.
– А может, у тебя девять жизней?
– Нет.
– Что тебе известно обо всем этом?
– Я не хочу ничего знать.
– Не хочешь?
– Я хочу жить.
– Прекрасно.
– Я уже один раз чуть не умерла.
– Я знаю.
– И не хочу это повторять.
– Мудрое решение.
Потом наши качели дважды оказывались на одном уровне, но мы молчали. Ровно столько времени мне потребовалось, чтобы набраться смелости.
Я сказала:
– Но есть одна вещь, которую мне хотелось бы повторить.
– Что?
– Я боюсь тебе говорить.
– Да нет, я не расслышал, что ты до этого сказала.
– Я сказала, что… Да так, ничего.
– Ничего?
– Ничего.
Вперед-назад, вперед-назад. Мы молчали.
– Ты уверена? Что ты сказала?
Я потрясла головой:
– Ничего.
– Ладно. Тогда я тебе кое-что скажу.
– Давай.
– Это не так-то просто. У меня голова кружится.
– У меня тоже.
Вперед-назад, вперед-назад. Мы снова молчали. Том, наверное, тоже набирался смелости, глядя в желтое небо.
– Помнишь, я сказал, что я особенный?
– Да.
– Супер. Так вот, я особенный.
– И в чем твоя суперспособность?
– Мне нравятся парни.
– Что?
– Мне нравятся…
– …
– …Парни.
– …
И снова вхолостую вперед-назад, вперед-назад. Никто не проронил ни слова. Над нами было желтое небо, а в моем животе – дыра.
– Теперь ты знаешь, что я особенный.
Я глубоко вдохнула:
– Знаю.
– Но это не болезнь.
– Я знаю.
– Но многие люди так считают.
– Я знаю.
– И мне не всегда легко.
– Представляю.
– Особенно здесь, в этом городе.
Я хотела сказать ему что-то хорошее, но не могла.
– Ты удивлена?
– Да.
– Расстроена?
Я соврала:
– Нет.
– Ты имеешь на это право, Луиза.
– Я не расстроена.
Снова вперед-назад, вперед-назад в полной тишине. А потом я задала вопрос:
– У тебя были… любовники?
– Да. Но немного. Мы это скрывали.
– А теперь?
