– Как люди могут это терпеть? Черт возьми, эта страна все больше становится похожа на диктатуру.
Я впервые слышала, чтобы он так разговаривал. Но он мог злиться сколько угодно. Вверху листа черным по белому были написаны мои имя и фамилия. Я не могла уклониться от осмотра. Поэтому наутро я надела бесформенный свитер, черную накидку и ушла в школу. Я даже не стала удалять волосы со спины. Я уже знала, что они растут слишком быстро. Я не могла их скрыть. Делать было нечего. Они увидят мое тело и все поймут. Конечно, мне было страшно, но до моей кожи уже дотрагивалось столько врачей, что, думаю, мне было проще, чем некоторым девушкам.
У самых школьных ворот я прошла мимо женщины в белом, которая разговаривала с журналистом. Их беседу снимал оператор. Женщина говорила:
– Я осмотрела дочь, она здорова, о том, чтобы она была среди больных девушек, не может быть и речи.
– Так, значит, сегодня ваша дочь не пойдет в школу?
– Моя дочь пойдет в школу. Она в полном порядке. Она имеет право спокойно посещать занятия. Она имеет право!
– Чего же вы требуете?
– Мы хотим, – прорычала женщина, – чтобы больным девушкам было запрещено приближаться к нашим детям! Это слишком опасно. Я здорова, моя дочь здорова, и я не понимаю, почему мы должны так рисковать.
– Правительство утверждает, что эта болезнь незаразна.
Женщина ухмыльнулась:
– Мы не доверяем правительству.
– А почему вы в белом?
Оператор перевел камеру на толпу. Половина пришедших была в белом. Безупречная белизна под грязно-желтым небом.
– Это просто знак, – ответила женщина. – Способ узнать друг друга. Способ сказать, что у нас все в порядке.
– Это движение организовал Оскар Савини, так ведь? Лигу Света?
– Савини совершенно прав. Правительство бездействует. Он один что-то предпринимает. Он единственный осуждает все это безобразие. Представьте, если бы люди вели себя так же во времена чумы. Или холеры. Или еще какой-нибудь ужасной болезни. Что мы вообще знаем об этом заболевании? Ничего! Оно может быть смертельно опасным, но никто не реагирует! Вот это уже слишком. Мы вынуждены так одеваться, чтобы выделяться. Потому что множество девушек, вероятно, болеют, но это может быть незаметно. Я считаю, что это они должны носить что-то, чтобы их сразу было видно!
В разговор вмешался папа одного из учеников:
– А как насчет наших сыновей? Не забывайте про парней! Все же прекрасно знают, что это за возраст. А что, если кто-то из этих девушек нападет на наших парней?!
– Он прав, – согласилась женщина. – Нам ничего не известно, нужно действовать во благо наших детей.
Журналист повернулся к дочери этой женщины. Девушке было лет двенадцать – тринадцать, не больше. Было видно, что она напугана.
– Ты боишься?
Мать, стоя вне кадра, кивнула ей.
Девушка разрыдалась. Журналист ликовал.
Надо сказать, что за несколько дней до этого стало появляться все больше новостей, связанных с «больными» девушками. На севере страны девушка-подросток убила своего дядю и выгрызла ему пол-лица. Ее покрытое шерстью лицо, лицо дикого зверя, красовалось на первой полосе всех газет. Напрасно девушка повторяла, что дядя уже давно насиловал ее, что она просто защищалась, – люди запомнили только, что она изуродовала мужчине лицо. В других городах другие девушки держали в страхе всех жителей и нападали на родителей или учителей. Атмосфера, скажу прямо, была нездоровая.
У ворот, которые еще были закрыты, я встретила Сару и Морган. За воротами, скрестив руки на груди, стоял Бурден, похожий на цербера.
– Вот отстой, да? – спросила Сара.
Я кивнула.
Морган показала рукой за ворота:
– Эй, смотрите, кто там.
Посреди двора стояли Лемуан и Ревер, а вокруг них – с десяток женщин и мужчин в белых халатах. Ревер о чем-то оживленно спорил с директором, у которого была перевязана рука. Лемуан смотрел в нашу сторону.
– Если нас будет осматривать он, я готова пойти хоть сейчас, – пошутила Морган.
– Мечтай, – бросила ей в ответ Сара. – Я пойду первой.
Меня взбесило, что они шутят так, будто это совершенно обычный день. Я их перебила:
– Вы считаете, это нормально, что нас вот так осматривают, как будто мы животные? Вас это не смущает?
Морган пожала плечами, не отрываясь от телефона.
– Ну а что такого? Если есть больные девушки, с этим надо что-то сделать, разве нет?
– Да, – согласилась Сара. – Ради их же блага.
– Но… но что с этим можно сделать?
– Не знаю, – раздраженно ответила Морган. – Но наверняка есть решение. И ситуация уж точно не улучшится, если больные девушки останутся среди нас.
– Может, их усыпят, – сказала Сара, прыская от смеха. – Как куриц или бешеных коров.
Морган заметила, что мне совершенно несмешно.
Я думала об Алексии, о Фатии и о той девушке из азиатской страны, которую забросали камнями. И то, о чем только что сказала Сара, не казалось мне таким уж невозможным.
– А ты, Луиза, не согласна? – спросила меня Морган.
– Не знаю. По-моему, это полная чепуха.
– Ты бы хотела оказаться рядом с такой девушкой?
Я промолчала. Морган нахмурилась:
– Луиза, только не говори, что… Ты… ты этим болеешь?
Сара рассмеялась.
– Ой, да ладно тебе. Мы, вообще-то, бреемся. – Сара повернулась ко мне. – Правда ведь, Луиза?
Я ничего не ответила. Я чувствовала, что к глазам подступают слезы.
Этого было достаточно, чтобы Морган и Сара все поняли.
– Вот дерьмо, – прошептала Сара. – Ты хочешь сказать, что…
Я кивнула. Смысла врать не было.
Морган приняла испуганный вид.
– Черт, и давно это у тебя?!
Сара толкнула ее:
– Мо, не говори с ней таким тоном!
– Но, Сара, ты понимаешь, что…
Я прервала их перепалку.
– Я не знаю, давно ли это у меня, – сказала я спокойным голосом. – Это стало проявляться в день похорон Алексии.
– Черт. Вот черт…
Вокруг резко поднялся крик.
Через толпу пробиралась какая-то девушка. На ней были джинсы, розовый свитер и рюкзак за спиной. Совершенно обычная девушка. Вот только ее лицо было полностью покрыто светлыми волосками. Кошачье лицо. Я сразу же ее узнала: это была Анжель, она училась в другом классе.
Я уверена, что вы, скорее всего, не понимаете, как я ее узнала.
Для вас мы все на одно лицо. Но мы умеем распознавать, кто скрывается под шерстью. Исследования доказали, что вместе с Мутацией мы приобретаем чувства, которыми вы не обладаете. Это не магическая способность видеть невидимое и всякие глупости в этом роде. Мы начинаем ощущать все намного острее. И в то утро я почувствовала волны стыда и страха, исходящие от Анжель. Люди расступались перед ней. Даже одетые в белое сторонники Лиги Света были ошеломлены и не пытались предпринять что-либо.
