Выяснил я сразу несколько вещей, и они меня не порадовали. Убийства начались не в Галлоуэе, а здесь же, в Дублине, просто никто не догадался связать их друг с другом, потому что происходили они не каждый месяц и терялись в бесконечной череде преступлений на темных дублинских улицах. В октябрьской газете за 1835 год я нашел упоминание о найденном на берегу теле швеи – произошло это после какого-то неизвестного мне Морского праздника. Январь 1836-го: еще одно убийство, знатная дама, удар ножом в спину в разгар карнавала. По мнению автора статьи, бандиты пытались отобрать у дамы драгоценности. А вот и Изабелла, дочь торговца: февраль 1836-го. У меня сжалось сердце от мысли, что Киран всерьез рассчитывал спустя год с лишним найти порванный сюртук убийцы. Я, конечно, не сыщик, но понимал: никто не будет так долго хранить улику, уж точно не такой практичный человек, как Каллахан.
Интересно было еще вот что: после Изабеллы убийства прекратились – ну или не попадали в поле зрения газет – на целых восемь месяцев. Потом наступил ноябрь, и после цветочной ярмарки нашли тело прачки. В декабре, январе и феврале все тихо, в газете от семнадцатого марта, конечно, ни слова о ливерпульской блондинке, – это ведь было в другом городе, – зато и других жертв нет. Я глубоко задумался. Во всем этом была какая-то причудливая логика, но мне никак не удавалось ее уловить. Почему все убиты в людных местах, на праздниках и ярмарках? И почему всегда одного и того же числа? Cui bono? Кому это выгодно? Я чувствовал себя на каком-то мучительном уроке, где математика смешивается с географией, историей и еще непонятно чем. Что там говорил Кирану его учитель о работе сыщика?
«Измени одну деталь, и разницы никто не заметит».
«Смотри глубже, правду о себе никто не пишет огромными буквами. Ее всегда прячут, такова людская натура».
«Люди невнимательно смотрят, они просто страшно тупые».
Я обхватил свою голову, погребенный под бессмысленностью всего происходящего, – и замер. Все вдруг предстало передо мной так, как есть, и если я не ошибся, то… Ох. Я откинулся на спинку кресла и потрясенно взглянул вверх.
– Киран, ты меня слышишь? Прошу, скажи: я прав?
Никакого ответа. Я выдрал из газет все нужные мне заметки – бумага затрещала, и я почувствовал себя несносным мальчишкой, который рвет библиотечные книги. Но что такое газета, когда речь идет о жизнях людей? Я бросился на выход, сунул две сотни фунтов работнику, который помог мне, и рухнул в экипаж. Фарреллу я обрадовался как родному, – приятно после таких страшных откровений увидеть знакомое лицо. А теперь мне нужно было увидеть еще одно родное лицо, и очень срочно.
– Плама-Бохар, 121, – крикнул я.
– Ты чего, парень? – нахмурился Фаррелл. – Как будто еще одного призрака увидел.
– Лети, Фаррелл, давай, давай! – Я нетерпеливо похлопал ладонью по козлам. – Вперед! Как ветер.
Когда мы ехали мимо фабрики, я увидел, что люди там уже собираются, – зевакам лишь бы на что-нибудь поглазеть! Одно хорошо: Бен там, и вряд ли мне удалось полностью сорвать их с Каллаханом большое событие. Впрочем, они меня сейчас и не волновали.
Перед домом Молли я спешился и заколотил в дверь. Некогда скрываться и лезть в окна. Молли выскочила мгновенно, на этот раз, к счастью, в обычном платье.
– Мистер, вы здесь! А… – Она завертела головой, и на щеках у нее проступили пятна от неловкости. – Киран здесь? Вы его еще видите?
– Нет, он ушел. Мне надо тебе кое-что сказать!
Я влетел в столовую. Мамаши, к счастью, не было – наверное, в поле трудится. Я вывалил на стол газетные заметки. Наконец-то все было ясно, и эта ясность меня ужасала.
– Молли, Киран не от лихорадки умер! Его убили! Я вспомнил, вспомнил, где видел такие пятна, как у него! У нас когда-то был в пансионе мальчик, и его после ссоры отравил мышьяком другой ученик. Это было громкое дело, но суть не в этом! У него были такие же пятна, кашель, одышка, все как у Кирана! – Я вопил как ненормальный, захлебываясь словами. Вот для чего нужны сыщики, вот что они чувствуют, когда находят правду. – А знаешь, почему его отравили? Потому что он едва не нашел убийцу Изабеллы! – Я хаотично тыкал пальцем в газетные заметки. – Первые убийства были не в Галлоуэе, а здесь! Киран учился читать, и рано или поздно он бы это выяснил! О, девушку из Ливерпуля, думаю, тоже убили здесь, просто она как-то пробралась на корабль и пересекла пролив – не знаю зачем, но она смогла, она самая живая из всех! Может быть, хотела убежать отсюда?
– Джон, – помертвевшим голосом проговорила Молли, впервые в жизни назвав меня по имени. – Я не понимаю, о чем ты.
– После смерти Кирана восемь месяцев ничего не происходило! Такого перерыва не было ни до, ни после! Тот же убийца избавился от него, а потом затаился! Может быть, даже хотел бросить все это, но не удержался в ноябре того же года!
– Я ничего не понимаю, да скажи ты как следует! – взмолилась Молли, обхватив голову, и даже на минутку перестала называть меня на «вы».
– Самая действенная ложь – та, которую в этом даже не заподозришь! Кто сказал Кирану, что первые убийства были в Галлоуэе? Кто убедил его, что убийца – Каллахан? О, ну конечно! Если бы я раньше понял! Молли, убийца не Каллахан. Это учитель Кирана.
– Какой учитель?
– Тот, что якобы помог ему расследовать смерть Изабеллы!
– Какой Изабеллы?!
Ох, Киран… Похоже, при жизни он тоже умел хранить секреты. «Я не хотел, чтобы мои чувства принижали», – вот что он сказал. И ничего не открыл ни матери, ни сестрам о том, чем занят был в свой последний месяц. Я почувствовал укол тоски. Больше всего на свете мне хотелось с ним поговорить, и пусть он сказал бы мне, что я сошел с ума, неважно, – любой спор лучше, чем молчание.
– Кирану нравилась девушка в городе, – торопливо начал я, потому что Молли явно не поспевала за моими рассуждениями. – Потом ее убили, и он начал выяснять, кто это сделал. Нашел доказательство: клочок ткани, который жертва оторвала от сюртука убийцы. И тут он встретил какого-то человека, который тоже осматривал место преступления. Тот сказал Кирану, что он сыщик и ищет улики, и под этим предлогом забрал у него тот клочок ткани! Единственную улику! Понимаешь?
Молли без сил опустилась на лавку и чуть не села мимо нее, в последний момент успев брякнуться на самый краешек.
– Это был обрывок его собственного сюртука, поэтому он и торчал на месте преступления! – Я начал мерить шагами комнату, не мог заставить себя стоять на месте. – Думал, все опять сойдет ему с рук, как уже было несколько раз до этого, а тут Киран! Но дальше все было еще хуже! О, он не просто преступник, он игрок! Надо было забрать обрывок сюртука и скрываться, но он продолжал обхаживать Кирана, якобы вести расследование вместе с ним. Учил его читать, осыпал перлами своей мудрости, а потом, когда наигрался, убил. Это же гениальная ложь, Молли, ты что, не понимаешь?
– С чего ты все это взял? – еле шевеля языком, спросила Молли.
