Как вы смеете предлагать деньги за бесценные сокровища нашего народа, за это священное знание?! Это низко. Я приехал в город на ярмарку и увидел ваше объявление. Сначала хотел пойти и набить вам морду, но боялся вас совсем прибить, так что пишу, вернувшись домой. Вы низкие люди. Всем нужны только деньги, не осталось ничего святого.
Вот как все было: англичане пришли в деревню на рассвете, отряд числом не меньше числа жителей. Их мундиры было хорошо видно, пока они шли через пустошь, но никто не знал, как их остановить, и все просто смотрели. Старейшина говорил, они никого не тронут, если отдать им еду и овец.
Один из жителей отказался сдать деревню без боя. Наверное, он надеялся, что его храбрость вдохновит других. Напрасно. Англичане взяли деревню.
Храбрец успел смертельно ранить одного из них, но пожалел об этом и вернул его к жизни с помощью священного трилистника.
Англичанин же вместо благодарности – чего еще ждать от грязных британцев! – забрал трилистник себе, а защитников святилища, которые пытались ему помешать, убил.
Но это еще не все. Испугавшись, что правда об учиненной им резне выйдет наружу, проклятый англичанин подговорил солдат из своего отряда убить и остальных жителей. Он сказал: «Это деревня колдунов, не убьете их, и они проклянут вас с помощью своего темного ирландского ведовства». Его не слушали, и тогда он заплатил солдатам с самыми черными сердцами, и они закончили то, что он начал.
Бессмысленная, тупая жестокость. Они всех убили, никого не осталось.
За это вы хотели заплатить? Стыдитесь и берите бесплатно, жалкие газетчики. Мне все равно.
Ни подписи, ни прощания. Я прочел письмо вслух, с трудом разбирая кривые строчки в лунном свете.
– Отец в детстве рассказывал нам сказку про дерзкого пирата, – протянул я. – Там моряки распускали слухи о головорезе, который жестоко убивал всех, кто попадал к нему в плен. А дерзкий пират спросил: «Если никто не выжил, откуда тогда слухи берутся?»
– Это всё? – насмешливо поинтересовался Киран. – Так себе сказка. Ясно, что ваша, британская.
Я пропустил этот укол мимо ушей и продолжил:
– Если, как он пишет, в деревне никого не осталось, тогда откуда он все это знает? – Я прочел на письме обратный адрес. – «Балтингсброк, Фиалковый Тупик», номера дома нет. Где это?
– Да вроде бы деревенька в пустошах. Пешком туда не дойти.
Я сунул все письма в карман сюртука и, не выдержав, глянул на Кирана. Уж кто точно не дойдет до каких-то пустошей, так это он.
– Ты чем-то болен? – осторожно спросил я. – Ты какой-то… Ну конечно, ты болен, зачем я вообще спрашиваю! Идем, я отведу тебя домой.
– Нет!
– Ладно, тогда просто идем искать вот этого господина из пустошей. Мы будем шикарной командой: живой и не совсем живой сыщики, так что держись, ясно?
Киран покорно зашагал за мной, но около дома Молли я остановился. Свет в окне все еще горел.
– Прости, я захожу. – Я твердо посмотрел на Кирана. – Ты меня остановить не сможешь.
Он бледно улыбнулся.
– Не смогу.
– Как только тебе помогут, двинемся дальше. Я без тебя не уйду, сам сказал: для меня время больше значения не имеет.
Живые – очень хрупкие, им столько всего нужно: хорошо питаться, много спать, принять лекарство, если что-то болит, я уже и забыл, каково быть таким. По глазам Кирана я видел: он не хочет заходить в дом, но я точно знал, как ему будет лучше.
Заглянул в приоткрытое окно столовой – и обомлел. Сегодняшнему дню пришлось очень постараться, чтобы стать еще хуже, чем он был, но ему это удалось. В свете камина Молли примеряла платье, мамаша крутилась вокруг нее с булавками. Одежда – моя страсть, и в этом скромном наряде я мгновенно опознал свадебное платье.
Молли стояла посреди комнаты мрачная, как сыч. В платье ей было неудобно, я даже отсюда видел, что под мышками и в талии оно слишком узкое, пара неловких движений – и треснет. Мамаша, которая, видимо, и сшила платье, хотела, чтобы талия дочки выглядела потоньше, но без корсажа добиться этого невозможно. Впрочем, покупать корсаж ради одного дня слишком разорительно, а постоянно в нем ходить Молли вряд ли собиралась. Я мысленно порекомендовал ей платье более свободного кроя, что-нибудь в шекспировском стиле, чтобы подчеркнуть ее естественную привлекательность, и только потом сквозь размышления о тканях и крое пробилась ужасная мысль: Молли выходит замуж?! За кого? Когда? Что происходит?!
Похоже, от шока я сделал какое-то неверное движение, и Молли вскинула голову. Я уже приготовился к оглушительным воплям, но она кричать не стала, только вздрогнула, потом словно бы вздохнула с облегчением. Мамаша по сторонам не смотрела – сидела на лавке с полным ртом булавок, которые аккуратно вытаскивала по одной, и подкалывала юбку дочери. Молли что-то с постным видом сказала матери, та недовольно заворчала, но тут Молли без сил упала на лавку и начала обмахивать лицо.
Я улыбнулся. Притворяется, что ей плохо, чтобы сплавить мамашу. В этот момент она поразительно напоминала леди Бланш – видимо, у нее и подсмотрела эти манерные движения. Молли подставила меня с объявлениями, но я был так отчаянно рад видеть ее несуразную лошадиную фигуру, вечно выбивающиеся из прически темные волосы и руки, которыми можно было бы крошить орехи вместе со скорлупой, что на мгновение забыл обо всех своих бедах.
Молли картинно обмахивалась ладонью, прижимая вторую к груди, и слабо шептала, видимо, что-то вроде «Ах, мне нужно отдохнуть». Мамаша неодобрительно покачала головой, но все же ушла. Я сжал локоть Кирана, чтобы он не вздумал сбежать. Впрочем, тот и не пытался: так же пристально, как и я, смотрел на Молли. Та выждала минутку, чтобы мамаша успела подальше уйти, бросилась к окну и распахнула ставни. На лице у нее было написано какое-то сложное чувство: не то радость, не то смущение.
– Ох. Вы здесь, – выдохнула она и отступила в сторону. – Залезайте, залезайте! Только тихонечко, матушка может вернуться.
Я со всей осторожностью вполз в комнату, Киран – за мной. Молли длинно выдохнула и прижала руку к солнечному сплетению, на этот раз непритворно.
– Ох и натерпелась я. Уж и не чаяла вас увидеть! Вы нашли деревню праведников?
– Было довольно трудно это сделать, – ядовито ответил я, разом вспомнив обо всем, что мне пришлось по ее милости пережить. – Я ведь не получил предназначенных мне писем.
– Писем?
– Это ведь ты расклеивала объявления. Для чего ты их исправила?
– Исправила?
– Ты так и будешь переспрашивать? – Я вытащил из кармана объявление, которое сорвал со стены. – Тут исправлен адрес!
Она присмотрелась, затем помрачнела.
– О… Так это не я их тогда развешивала, а доктор. Я же к нему за деньгами на бумагу ходила, а когда у нас с вами все готово было, он меня на улице перехватил. Прочел и сказал, что сам развесит, все равно собирается в город, а мне дал монетку и отправил в лавку купить всего, что захочу. Я еще подумала: как это галантно! Велела ему на самых видных местах развесить. А что случилось-то? Он что-то не то сделал?
