– И почему на вас работает не сам Фарадей? Слишком дорого стоит? – поинтересовался один из гостей.
Я вспомнил славное лицо Майкла Фарадея, и как он пекся обо мне, и как пытался вдолбить Бену уважение к мертвым, и мысленно содрогнулся. Знал бы он, для чего применяют его великие открытия.
– Деньги не были бы проблемой, – медовым тоном ответил Каллахан. – Но мистер Фарадей занят в лондонском Королевском институте. Не беспокойтесь, перед вами лучший его ученик. Мистер Гленгалл поделился со мной замечательной цитатой мистера Фарадея…
«Мистер», не граф. Похоже, в мире предпринимателей титулы не в чести.
– …Вот как она звучит: «Искусство экспериментатора состоит в том, чтобы уметь задавать природе вопросы и понимать ее ответы».
«Природа отвечает вам, что вы идиоты», – подумал я, с отчаянием и жалостью глядя на тело пьянчужки. Я помнил его живым. Да, возможно, это был не лучший представитель человечества, но подобного он не заслужил.
И тут Каллахан сказал такое, что все прочие мысли вылетели у меня из головы.
– Мистер Гленгалл подходит нам даже лучше мистера Фарадея, потому что – и это совершенно секретная информация, господа, – именно он стоял у истоков восстания мертвецов. Он возродил их к жизни с помощью вот этого камня и своего гениального разума, обеспечив нашу фабрику работниками. А сейчас трудится над повторением этого прорыва.
Каллахан указал в центр оживляющей машины Бена, и я увидел знакомый обломок бледно-зеленого мрамора: он был так стиснут проволокой и крохотными стальными зажимами, что сам я его и не заметил бы.
– Если опыты мистера Гленгалла увенчаются успехом, мы станем первым в мире предприятием, в распоряжении которого окажется неограниченное число послушных, работоспособных, бесплатных тружеников, которые не будут ни страдать, ни жаловаться, – разглагольствовал Каллахан. – Вложившись в это начинание, вы окупите инвестиции в сотни, тысячи раз. Мы откроем десятки новых фабрик и будем производить абсолютно все, монополизировав ирландский рынок и посрамив Британию.
Я бессильно сжал кулаки, осознав масштабы злодейства, которое творит Бен. В ту ночь, когда произошло восстание, он вставил в машину только одну часть трилистника – камень жизни, без камней разума и души. Тогда Бен это сделал, потому что думал лишь о том, как оживить меня, но теперь… Теперь он делает это нарочно, чтобы создать бездушную и неразумную армию мертвых работников для новых фабрик. Я зажмурился.
– Пока успех не п-полный, – нетвердо начал Бен. – У тела дрожат веки, есть некоторые рефлексы, но… Я мог бы оживлять тело известным мне с-старым способом, но не хочу, в таком случае тело быстро изнашивается. Мне хотелось бы задействовать данный камень, – с ним тела обретают удивительную с-стабильность, – но его с-свойства пока остаются для меня тайной.
Я открыл глаза и понял, что голос у него дрожит от страха передо мной: Каллахан и гости внимали, а он глядел только на меня. Каллахан обернулся, чтобы понять, куда же смотрит Бен, но я успел нырнуть поглубже в укрытие, и он не увидел ничего, кроме аппарата.
– Прорыв близок? – авторитетно спросил Каллахан, прервав жалкое блеяние своего экспериментатора.
– Д-да, – ответил Бен.
– Замечательно! – с преувеличенным энтузиазмом воскликнул Каллахан, чтобы сгладить впечатление от выступления Бена. – А теперь по бокалу шампанского за наше общее будущее!
Он увел гостей, и Бен опустился на стул, затравленно глядя в мою сторону. Я вылез, с тяжелым сердцем думая о том, что ругать его бесполезно. Мне впервые пришло в голову, что не я один пострадал от холодного воспитания нашего отца, Бену в пансионе тоже было несладко. Каждый из нас придумал свой способ справляться с невыносимой жизнью и защищаться от тех, кто мог причинить нам боль: я притворялся, что у меня все лучше всех, а Бен увлекся наукой.
«Разве я сторож брату моему?» – вопрошал библейский Каин, и в этот момент я с особой ясностью понял, как он был неправ. Конечно сторож, и я своего сторожил плохо. Бен затеял это дело прямо у меня под носом, пока я сидел на стуле в заваленной хламом комнатенке. Каллахан прав: мне надо было меньше верить в сказки и больше смотреть по сторонам. Тогда всего этого не произошло бы, а теперь Бен уже слишком далеко зашел.
Похоже, мой брат может стать худшим из злодеев: он блестяще умен, а с моралью у него совсем плохо. Я тоскливо посмотрел на камень жизни, вставленный в машину.
– Так вот зачем ты забрал у меня танамор. Не для того, чтобы хранить, а чтобы использовать. Не надо, Бен. Он отнимет у тебя и душу, и разум, и жизнь, ты навредишь людям и себе. Я его забираю.
Но, конечно, ответ я знал заранее. Бен вскочил и заслонил камень собой, готовый сражаться за него как лев.
– Что сказал бы Майкл, узнав, чем ты тут занимаешься? – спросил я. Последняя надежда. – Твой учитель, наставник и друг, который умолял тебя оставить мертвецов в покое. – Бен обиженно поджал губы. Мой удар, похоже, достиг цели. – Он будет в тебе разочарован.
– Победителей не судят, – буркнул Бен.
И все же – я видел – он заколебался. Я сделал шаг к нему.
– Сейчас я скажу такое, что ты сразу это прекратишь. Я проник в разум восставших, и мне кажется, что они застряли в моменте своей смерти. Для них он повторяется бесконечно. Эти люди страдают, они не просто живые машины.
– Не уверен, что твои данные верны. Это надо… надо исследовать, без доказательств гипотеза неубедительна, – замямлил Бен.
– И когда же тебе пришла в голову идея тут поработать? – спросил я, незаметно сделав еще шажок в сторону камня.
Бен помолчал, но не смог сопротивляться желанию наконец-то все рассказать.
– Когда мы приехали и я увидел те объявления. Я все думал о них, думал. Потом пробрался сюда, чтобы познакомиться с хозяином фабрики и изучить, как она работает. Внес несколько предложений для улучшения процесса, и мы подружились.
– Это не дружба.
– То, что у него на все взгляд дельца, не значит, что он плохой человек!
– Еще как значит.
– Ты не способен этого понять. Мы с ним – соратники. У нас уникальный взгляд на будущее, мы видим возможности там, где никто их не видит.
– Потому что все остальные – душевно здоровые люди. Что, и твоя врачебная практика – вранье?
– Нет! Я совмещал! Но большинству пациентов требуется такая примитивная помощь, что я начал оставлять вместо себя Молли, а сам отправлялся в город и помогал Рори отладить работу электрических машин. Эта технология еще совсем юная, мы бродим впотьмах, но союз его денег и моего таланта способен мир перевернуть!
М-да, Каллахан и тут был прав: деньги – великая сила. Главным образом потому, что для каждого значат свое: я их мысленно переводил в балы и костюмы, а Бен – в исследования. Деньги позволяют купить мечту, какой бы она ни была.
– Я просто работал с его электрическими машинами, – умоляюще повторил Бен. Заметив мой маневр, он передвинулся и снова закрыл собой камень. – Я и не думал использовать танамор, когда забрал его у тебя, просто хотел изучить! Но когда умер тот пациент, передо мной открылись новые возможности. Джон, ну пожалуйста, уймись и встань на нашу сторону! Представь, чего мы могли бы добиться с твоей помощью, если ты можешь управлять восставшими. Я был уверен, что ты уникален, и если займешься делом, а не бесцельными поисками сказочных праведников, то…
