Теперь он весело трещал своим забавным голосом плосколицего. Как Луса хотела понять, что он говорит! Как он планировал спасать её? Как он вытащит её отсюда на глазах у всех этих плосколицых? Она опустилась на свои задние лапы. Она не волновалась на его счёт. Уджурак справится; он всегда справлялся.
Всё та же темноволосая самка, что подходила к ней раньше, пришла с другой миской фруктов. Луса благодарно их слизнула. Ей нравилась эта сладкая вяжущая нотка на языке и вкус сока, стекающего вниз по её горлу.
— Это не медвежья еда, — пробасил чей-то голос рядом с ней.
Луса подпрыгнула и огляделась. Старый белый медведь проснулся и смотрел на неё сквозь прутья его клетки. Он выглядел потерянным и несчастным. Даже не смотря на то, что его шерсть была почищена плосколицыми, она по-прежнему была противного серого цвета.
— Это еда чёрных медведей, — пояснила ему она.
— Ха, — сказал он, обнюхивая миску с мясом, стоящую в его клетке. — И ты им настолько доверяешь, что ешь это? Если это еда мягколапых, то она определённо отравлена.
— Нет, нет, — возразила Луса. — Она хорошая, я клянусь. Ты должен есть, раз ты голоден.
— Ха, — снова сказал он. Он бросил на миску недоверчивый взгляд, но Луса увидела, что еда его соблазнила. — Что здесь вообще происходит? Зачем они держат нас взаперти? — он поднялся и нервно прошёлся по периметру клетки. Одна из его могучих лап запнулась об её прут. — Вот когда мои когти до них доберутся, они поймут, какое уважение должны оказывать белому медведю!
— Подожди, не иди на поводу своих эмоций, — сказала Луса, стараясь, чтобы её голос прозвучал успокаивающе. — Плосколицые просто пытаются помочь, обещаю.
Он снова прищурился:
— Что такое плосколицый?
— Умм, — сказала Луса. — Ох, я хотела сказать, мягколапые. Мы зовём их плосколицыми.
— Ха, — бросил он.
— Но это разновидность хороших, ух, мягколапых, — продолжила Луса. — Они заботятся о нас, кормят нас и пытаются очистить.
— Очистить! — фыркнул старый медведь. Он покосился на одну из своих серых, вонючих лап. — Вообще-то, это они создали это месиво!
— Я знаю, — сказала Луса. — Но, думаю, это сделала другая группа плосколицых. Некоторые из них плохие, некоторые — хорошие. Так же, как и медведи.
— Ни один медведь ни приносит столько вреда, сколько мягколапые, — зарычал медведь.
Луса подумала о Шотеке, гигантском гризли, который ходил по пятам за Токло, когда тот был всего медвежонком. Но, в конце концов, у Шотеки никогда не было огненных палок.
— Это правда, — допустила она. — Но некоторые плосколицые очень добрые, правда. Я выросла в месте, где плосколицые кормили нас и лечили, когда мы болели.
Старый медведь выглядел шокированным:
— На свете нет такого места!
— Есть, — настояла Луса. — Оно называется Медвежий Вольер. Моя мать, и отец, и друзья до сих пор живут там. Плосколицые каждый день приходят навестить их, некоторые из них приносят еду и даже играют с ними.
— Звучит не реалистично, — проворчал белый медведь. Он тяжело вздохнул и опустил глаза в лапы. — Но, думаю, без них бы я не очистился. Никогда не думал, что когда-нибудь увижу день, когда мы будем нуждаться в помощи мягколапых.
— Нет ничего плохого в том, чтобы принимать помощь других, когда ты в ней нуждаешься, — сказала Луса.
— Белые медведи сами могут о себе позаботиться! — огрызнулся тот в ответ. — Всё-таки, так было, когда я был медвежонком. У нас были бесконечные льды, чтобы гулять по ним, и ни одного мягколапого или огнезверя. Тюлени практически сами выбрасывались из моря, чтобы мы их съели. Помню, как моя мать рассказывала нам истории о Силалюк и учила сражаться, — он покачал головой. — Её убил огнезверь. Это был первый раз, когда я его увидел. А они всё продолжали приходить, с каждым дннём всё больше и больше. Теперь льды полны мягколапых, их жжёного противного запаха и отвратительного дыма.
Лусе стало ужасно жалко старого медведя. Он уронил голову, а его лапы затряслись от изнеможения, смешанного со страхом.
— Теперь я не знаю, что со мной будет, — вздохнул он, закончив свой рассказ.
— Может, ты пойдёшь с нами? — предложила Луса. — Мои друзья скоро меня спасут. Я могу попросить их освободить и тебя, и мы вместе вернёмся на лёд. С друзьями легче. Не так одиноко, не так страшно.
Белый медведь покачал головой.
— У меня больше нет на это сил, — пояснил он ей. — Всё слишком круто изменилось. Всё стало слишком трудным, — он снова вздохнул. — Возможно, мягколапые позаботятся обо мне лучше, чем я сейчас могу позаботиться о себе.
Луса желала, чтобы она могла прижаться к его шерсти и заставить его почувствовать себя лучше. Она хотела рассказать ему, что она собирается спасти дикий мир вместе с Уджураком и остальными, но она боялась, что это прозвучит слишком неубедительно. То, как он описал ей перемены… как смогут четыре медведя что-то сделать с ними?
— Нет, — сказал белый медведь, уставившись на носящихся по палатке плосколицых. — Это не принесёт никакой пользы, — он лёг, опустив подбородок на лапы, и закрыл глаза. — Мир, который я знал, ушёл, — печально произнёс он. — И никогда не вернётся.
Глава 30. Токло
Солнце медленно гасло за кромкой неба. Уджурак уже целый день находился внутри палатки, и от этого Токло сходил с ума от тревоги. Не было ни знака ни от него, ни от Лусы. Токло терпеть не мог не знать, что происходит. Он поднялся и отряхнулся, разбрасывая в стороны маленькие мокрые капельки снега.
— Токло, сядь на место, — взмолилась Каллик. — Я говорила тебе, если возвращаться к палатке опять и опять в результате приведёт к тому, что тебя поймают. Всё твои походы ничего тебе так и не сказали, правда?
— Я могу учуять что-нибудь на этот раз, — прорычал Токло. — Все равно скоро вернусь.
Он выполз из-за ледяного обломка, за которым они прятались почти весь день. Они видели, как плосколицые вбегают и выбегают из палатки. В одной определённой точке вся эта толпа встречала прибывших огнезверей и гуськом заносила измазанных нефтью животных в палатку. Там было чрезвычайно шумно, а в палатке ещё долгое время после этого наблюдалось движение. И по-прежнему не было никаких ключей к разгадке того, что там происходит.
Токло был возмущён. Что хотят эти плосколицые от больных животных? Неужели они так любят свою нефть, что готовы делать всё, чтобы её сохранить — даже если это означает выжимать её из перьев и шерсти? Он желал узнать, что произойдёт с животными после этого. Судя по запахам из палатки, большинство из них по-прежнему были живы. Считая и Лусу… он всё ещё чувствовал её запах, примешивающийся к остальным.
Он понял, что Каллик кралась следом за ним. Они были всего в нескольких медведях от задней стены палатки. Перед ними колыхалась тёмно-зелёная стена, и из-за неё доносилось высокое бормотание плосколицых. Принадлежал ли один из этих голосов Уджураку?
