И он полностью погрузился в сортировку приятно пахнущей кошачьей мяты, отделяя её от желтоватой пижмы. Выковыривая из расселины коготком ягоды можжевельника, которые потеряли свои целебные соки, Ольхолап невольно вздрогнул, когда услышал стук торопливых кошачьих лап. Он обернулся и увидел Вишнегривку, которая, прихрамывая, протискивалась через ежевичный полог.
– Привет, – тихо поздоровался с Вишнегривкой Ольхолап и указал хвостом на спящую Иглогривку, чтобы рыжая воительница ненароком не разбудила её. Он был рад видеть наставницу сестры, хоть ему и не нравилось страдальческое выражение, от которого перекосила её хорошенькую мордочку. – Что-то случилось?
– Это все моя лапа, – пожаловалась Вишнегривка, вытягивая лапку вперед. – Она не зажила и все еще болит. Посмотришь?
– Конечно, – ответил Ольхолап, – но учти, что еще не прошло достаточно времени для полного заживления.
Со вздохом облегчения Вишнегривка легла на гнездышко из мха и папоротника и позволила ученику целителей осмотреть свою больную лапу. Ольхолап хорошенько обнюхал порез и отметил для себя, что рана была чистой, а кровотечение не возобновлялось. Он внимательно проверил лапку и не заметил никаких признаков заражения, про которые ему рассказывал Воробей. Рана не была красной и горячей на ощупь.
– Заражения нет, – сообщил он Вишнегривке. – Просто порез очень глубокий. Вот и заживает дольше обычного. – Он немного помедлил, прежде чем добавить. – Все хорошо.
– Я рада, что рана не серьезная, – ответила Вишнегривка. – Но ты не мог бы мне дать что-нибудь, чтобы облегчить боль? Это терпимо, но боль отвлекает меня, а я хочу поскорее вернуться к своим обязанностям воительницы.
Ольхолап вернулся к запасам и принялся копошиться в них. Он касался каждой травинки и пытался вспомнить, для чего её используют. В расселине было много растений, но Ольхолап точно знал, что он ищет. Он был уверен, что Вишнегривке поможет корень окопника. Ученик вспомнил, что именно кашицу из этого растения применял Воробей, когда они привели Вишнегривку в лагерь. Корень окопника успокаивает боль!
Вскоре он заметил груду черных корешков и вытащил один. Вспоминая терпкий вкус растения, он принялся жевать корень, пока кусочек в его пасти не превратился в идеальную кашицу для припарки. Он сплюнул месиво и размазал его по подушечке лапки Вишнегривки.
Затуманенный болью взгляд Вишнегривки сменился выражением облегчения. Ольхолап внимательно следил за ней, полагая, что очень важно понимать, как чувствуют себя больные.
– Начинает помогать, – мяукнула Вишнегривка спустя мгновение, – Спасибо, Ольхолап. Не представляешь, как приятно избавиться от боли.
– Не за что, – смущенно пробормотал Ольхолап.
Вишнегривка встала и, держа раненую лапу на весу, подошла к Ольхолапу и ласково уткнулась носом ему в ушко.
– Я так рада, что ты, наконец, нашел свое место в племени, в качестве целителя, – проурчала она. – Листвичка и Воробей будут тобой гордиться.
Ольхолап молча наблюдал, как Вишнегривка продвигается к выходу, а у самого шкуру покалывало от радости и возбуждения. «Я вылечил первую рану! Сам!»
Неясные голоса зазвучали у входа в пещеру, и Ольхолап понял, что вернулся Воробей. Он не слышал, о чем разговаривали Вишнегривка и слепой целитель, но он с восторгом догадывался, что воительница рассказывает серому коту о прекрасной работе, которую проделал его ученик!
Но когда Воробей показался в палатке с пучком тысячелистника в пасти, волоски на шее целителя стояли дыбом и хвост угрожающе раскачивался из стороны в сторону.
– Это правда, что Вишнегривка только что сказала мне? – завопил он, выплевывая травы. – Ты дал ей лекарство без спросу?
Тревога сжала сердце Ольхолапа, шерсть от стыда стала потрескивать. «Опять сделал что-то не так!» – грустно подумал котик.
– Ну… д-да… – запинаясь, пробормотал он. – Но Вишнегривка сказала, что у неё болит лапа. И я вспомнил, что ты говорил о припарке из корня окопника. Я сделал все так, как ты показывал мне. – Воробей ничего не ответил, а посему Ольхолап отчаянно запричитал: – Я… Я не стал бы ей ничего давать, если бы не был уверен, что точно знаю, что делать. Я знал, что здесь нужен корень окопника. И он помог! Ей стало лучше!
Низкое рычание заклокотало в горле серого целителя:
– Да, корень помог унять боль. Но иногда боль – это предупреждающий знак, сигнал, говорящий, что что-то идет не так. Что, если у Вишнегривки началось воспаление, а ты притупил боль? Началось бы заражение, а никто так и не узнал. Ты ведь понимаешь насколько опасно заражение?
– Но… я… – запротестовал было Ольхолап, но он чувствовал себя таким виноватым, что не мог выдавить из себя эти слова. – Я проверил рану на наличие заражения. Все было в порядке. Рана не воспалена.
«Я ведь просто пытался помочь, – удрученно подумал он. – Я не понимал, что могу сделать ещё хуже!»
– Прости меня, пожалуйста, – жалобно промяукал Ольхолап. – Я не должен был этого делать! Больше я так не буду! Никогда!
Воробей немного расслабился и повел ушами в сторону спящей Иглогривки. Тут Ольхолап понял, что последние слова он едва ли не прокричал.
– Ты все сделал правильно, – признал Воробей. – Я проверил лапу Вишнегривки и не заметил ни следа заражения. Но иногда признаки воспаления очень сложно заметить… особенно, если кот только учится на целителя. А научиться тебе предстоит еще многому. Так что, пока ты только ученик, делай только то, что велим тебе мы с Листвичкой.
Ольхолап склонил голову:
– Хорошо, Воробей.
– Так что сейчас, – бодро добавил Воробей, – возьми-ка мышиной желчи и поухаживай за старейшинами.
Ольхолап подавил вздох:
– Слушаюсь, Воробей.
Когда Ольхолап, неся в пасти веточку с нависшим на ней кусочком мха, пропитанным мышиной желчью, достиг палатки старейшин под кустом орешника, там была только Песчаная Буря.
– Привет, – мяукнула она, в зеленых глазах бабушки светились доброта и забота. – Милли и Крутобок решили прогуляться, а Пурди наверняка развалился где-нибудь на солнышке. А у меня на плече поселился огромный клещ, мне его не достать. Поможешь?
Ольхолап разделил коготком шерсть Песчаной Бури на плече и, найдя клеща, капнул на него мышиной желчью. На этот раз он не смог подавить вздох, подумав о том, что его вновь послали выискивать блох и клещей, будто он никогда не был учеником целителя.
Песчаная Буря благодарно повела плечами, когда клещ с громким шмяком плюхнулся на землю.
– Ох, так намного лучше, Ольхолап. Тебя что-то беспокоит? Может, расскажешь мне?
Ольхолап покачал головой, смущенный тем, что не смог скрыть своих чувств. Песчаная Бура ласково погладила внука хвостом вдоль бока.
– Нет ничего постыдного в плохом настроении, – проурчала она. – И тебе не нужно это скрывать. Впрочем, – добавила кошка с озорными урчанием в голосе, – у тебя это не слишком хорошо получается!
