Когда-то мама сказала мне, что мы должны быть для своих детей пресловутой соломкой. Должны позволять им совершать собственные ошибки, давать возможность падать. Нашей же задачей является вовремя подстелить что-то мягкое, чтобы падение было не таким болезненным. Таким отцом я старался быть для Варвары. Я позволял ей набивать собственные шишки, но всегда был рядом, когда она нуждалась во мне. Возможно, благодаря этому наши отношения стали доверительными.
– Варя, вы уже решили, куда Мила будет поступать?
– Мы решили? – переспрашивает она, делая акцент на слове «мы». – Правильнее сказать: Мила решила. Правда, пап?
Я улыбаюсь. Мила полностью пошла в меня и свою маму. Решения она принимает достаточно быстро и ни секунды в них не сомневается. Свою позицию отстаивает до последнего, пока не убедит противника в своей правоте. Я горжусь этой ее чертой, потому что она напоминает о моем собственном упрямстве, которое привело меня в эту жизненную точку. Правильную, я считаю.
– Правда, Варь, – отвечаю.
– Так а что решила? – не унимается Вера.
– Что будет адвокатом семьи Самойловых. Практически консильери. Да, пап?
– Варюш, ты чего ждешь? Что я буду подтверждать или опровергать? Или что я признаю за собой какую-то вину? Выдыхай, красавица, Мила твоя дочь, и только ты можешь повлиять на ее решения.
– Принятые под давлением твоего авторитета. Она ведь хотела быть пианисткой.
– Варя, никто не запрещает ей играть, – ухмыляюсь я.
– Ага, в перерывах между заключением сделок.
– Как вариант. Можем поставить ей в кабинете рояль.
– Варя, забери Ваню, – зовет Олег, и дочь тут же поднимается и уходит в сторону бассейна.
– Тимур, нельзя давить на детей авторитетом, – говорит Вера.
– Так я и не давлю. Мила спросила, какая профессия ей бы подошла, а я ответил, что любая, потому что дедушка при любых раскладах будет платить ей хорошую зарплату.
– То есть, ты не оставил ей и шанса работать вне семейного бизнеса.
– А зачем, Ангел? – поворачиваюсь и абсолютно серьезно смотрю на нее.
– Чтобы у нее был выбор.
– Он у нее есть и всегда был. Вы зря считаете Милу безвольной. Если бы она на самом деле хотела стать музыкантом, она бы им стала.
– И ты бы поддержал, – с сарказмом отвечает Ангел.
– Несомненно. Но если бы она хотела сделать выбор без моего вмешательства, то не пришла бы советоваться, не считаешь?
Между нами повисает молчание, мы сверлим друг друга глазами. Меня заводит упрямство Веры, ее непреклонность. Я медленно отставляю пиво на столик, а глаза Веры расширяются.
– Тимур… – дрожащим голосом произносит она.
– Ты сама виновата, – рычу негромко. – Знаешь же, как эти споры на меня действуют. Выбирай: спальня или кабинет?
– Тимур…
– Ангел, быстро, – командую я.
Она тут же встает со стула и, прикусив нижнюю губу, чтобы скрыть лукавую улыбку, идет к дому, а я – следом за ней. Вот такая гармония мне по душе. Когда дом полон детей, а семья стоит горой друг за друга. Когда рядом со мной мой Ангел, и ее глаза светятся счастьем, а щеки горят от предвкушения нашего секса. Когда я точно знаю, что люблю и любим. Ради этого стоило пройти все то, что прошли мы, преодолеть все проблемы. Я сожалею только об одном: что потерял те гребаные восемь лет нашей жизни.
