– Скажи, что тебе нравится, – рычу в ее губы.
– Нравится. О-о-ох, Тимур, мне очень… очень нравится, – задыхаясь, отвечает она. – Еще. Пожалуйста, еще.
Я снова нащупываю твердую горошинку клитора и кружу по ней пальцами, доводя Веру до дрожи. Она трясется в моих руках, а потом резко замирает, напрягшись всем телом, и кончает. Я останавливаюсь. Ловлю эти волны удовольствия, напитываюсь стонами и запахом ее удовольствия. Мой мир сходит с орбиты и уходит в свободное плавание по вселенной. Разве можно быть счастливее, чем сейчас? Это же гребаная нирвана. Состояние, которое невозможно описать словами, можно только прочувствовать.
Когда пульсации внутри нее стихают, а стоны превращаются в тяжелое дыхание, я выхожу из Ангела и разворачиваю ее лицом к себе. Целую, сжав ее щеки ладонями. Жадно поглощаю, пируя на ее губах, врываюсь языком и сплетаюсь с ее собственным в хаотичном танце. Снова хочу быть в Вере. Подхватываю ее под бедра и насаживаю на себя. Медленно, до упора, чтобы чувствовать ее жар, влагу и желание. И так, медленно поднимая и опуская ее, и не прекращая целовать, выношу из кабины. Пару раз торможу, чтобы сначала усадить Веру на столик возле раковины и, перехватив под колени, несколько раз жестко толкнуться в нее. Наши тела скользят, но Ангел крепко вцепляется в мои плечи и откидывает голову назад, подставляя шею под мои жадные поцелуи. Потом снова беру ее на руки, заставляя обхватить меня ногами, и несу в сторону спальни, медленно приподнимая и опуская на свой член. Прижимаю к двери ванной, как только она закрывается за нами, и снова вколачиваюсь, как ненормальный. Внизу живота ноет от желания развязки, но я сдерживаюсь, растягивая удовольствие.
Снова перехватываю Ангела и несу к кровати. Бережно укладываю так, чтобы ее ноги свисали с края, а потом встаю и тяну Веру за руку, чтобы села на кровати.
– Хочу, чтобы ты облизнула мой член, – произношу хрипло.
Глаза Веры расширяются, но она покорно подается вперед. Собираю ее влажные волосы, завороженно глядя на то, как с кончиков по груди Веры стекают капли воды. Она облизывает губы, а потом обхватывает член ладонью. Я вздрагиваю от этого ощущения, веки тяжелеют и сами опускаются, оставляя только небольшие щелочки, через которые я пьяным взглядом слежу за тем, как Вера высовывает язык и касается им головки. Сначала только кончиком, а потом уже лижет, не сдерживаясь, и глядя мне в глаза таким же затуманенным взглядом. Приоткрывает рот шире и впускает меня во влажное тепло своего рта, и из меня вырывается неконтролируемый стон. Черт, сколько раз я представлял себе это? Десятки? Сотни? В самых разных ситуациях, когда она на коленях, на моем столе с запрокинутой назад головой, вот так, как сейчас, на кровати. Жарко, блядь. Так жарко, что мне нечем дышать. Разве можно хотеть еще сильнее, чем сейчас? Но, кажется можно, член увеличивается в размерах, и я чувствую, что нахожусь на грани. Выскальзываю изо рта Веры и киваю на кровать.
– Ложись на спину.
Голос похож на скрип несмазанных петель на старой двери. Ангел послушно двигается по кровати, укладывается на матрас и разводит ноги в стороны. Мой взгляд тут же залипает на ее промежности. Влажные розовые лепестки плоти не оставляют и шанса на то, что я их не попробую на вкус. Располагаюсь между бедер Веры, забрасываю ее ноги себе на плечи и лакомлюсь ею, как самым изысканным десертом, пока она извивается на кровати и хриплым шепотом просит остановиться, при этом притягивая меня ближе, зарывшись пальцами в мои волосы. Стону, поглощая ее удовольствие, пока Вера не вздрагивает и не замирает на мгновение, а потом дрожит, ловя волны удовольствия.
Я не даю ей прийти в себя, резко врываюсь на всю длину, и уже не притормаживаю и не замедляюсь. Мы оба нуждаемся в этом диком действе. Жадно вырываем друг у друга удовольствие, попутно щедро даря его. Приподнимаю попку Веры в воздух, широко разведя ее ноги и долблюсь до потемнения в глазах. Затылок немеет от ощущений, а горячая волна затапливает позвоночник, стремительно перетекая в пах, и я заваливаюсь вперед, кончая и кусая Веру за шею. Чертово помешательство, а не женщина. Мне кажется, я сейчас сдохну от переполняющих ощущений.
Ложусь набок и тяну Веру на себя. Мы оба тяжело дышим, наши сердца колотятся в унисон.
– Вот так выглядит счастье, – шепчу в ее висок.
– Так оно ощущается, – отвечает она, но в голосе грусть.
– Что такое? Я сделал тебе больно?
– Совсем нет, – шепчет Вера, и я тут же чувствую влагу под ее щекой.
Перекатываю ее на спину и нависаю сверху.
– Ну что случилось? – спрашиваю, вытирая бисеринки слез.
– Мне кажется, ты прав.
– В чем?
– В том, что не надо было терять эти годы.
Прикрываю глаза и упираюсь лбом в ключицу Веры. Потом снова смотрю на нее.
– Ангел, давай так. Все что прошло – мы оставляем в прошлом. Считай, что эта страница уже перевернута. Мы извлекли уроки, научились жить по-новому. А теперь все будет совершенно иначе.
– И нам нужно снова учиться? – улыбается сквозь слезы.
– Я готов. А ты?
– Тимур, – внезапно становится серьезной Вера, – я все еще не подхожу тебе.
Из меня вырывается раздраженный рык.
– Ты действительно так считаешь? Или это нормы морали тебе подсказывают?
– Я не про возраст.
– А про что?
– Ты молод. Наверняка скоро захочешь детей, а я не могу тебе их подарить.
– Почему?
Вера судорожно вздыхает.
– Потому что бесплодна, – выдавливает из себя. – В юности совершила поступок, за который по сей день расплачиваюсь.
– Ну, ты же не от природы бесплодна, сейчас такая медицина…
– Тимур! – резко прерывает она меня. – Не заставляй меня произносить это вслух.
– Ангел, я должен знать…
– У меня нет матки, – севшим голосом произносит она, и меня окатывает горячей волной. Неприятной, липкой. Ощущение такое, словно меня поместили внутрь сахарной ваты которую слой за слоем наматывают все плотнее.
Когда первый шок проходит, я наклоняюсь и нежно целую ее в губы.
– Мне не нужны дети. Никто не нужен, кроме тебя. К тому же, мы можем усыновить, если ты захочешь.
– Не хочу, – неожиданно отвечает она, удивляя меня. Мне казалось, все детдомовцы хотят усыновить таких же детей, чтобы хоть кого-то сделать счастливым. – Я, может, эгоистка, но не хочу детей из детдома. Они все там как зверятки, я не уверена, что смогу дать достаточно любви кому-то из них, чтобы вырастить полноценного человека.
– Тогда из дома малютки.
Вера качает головой, прикрыв глаза.
– Нет. Я уже свыклась с этой мыслью и не хочу снова и снова переживать все те эмоции, которые переживала, пока приходила к этому решению.
Меня ломает от ее эмоций, которые я так остро ощущаю. Они исходят волнами. Холодными и как будто колючими, пронизывают до самых глубин. Я никогда не думал о детях и никогда их не хотел. А вот сейчас остро осознал, что их у меня не будет. Никогда. Ни через год, ни через десять лет. Не знаю, захочу ли когда-нибудь, но сама мысль о том, что я чего-то лишаюсь, неприятно царапает изнутри.
