Более масштабный характер имели отселения с приграничных территорий. Высылки «неблагонадежного элемента» с пограничных с Китаем территорий Южной Сибири, Забайкалья и Приморья проводились практически ежегодно
[117]. В такие кампании попадали и лица, имевшие в прошлом «связи с Китаем». Массовое перемещение из пограничной полосы Сибири и Дальнего Востока провели осенью 1929 г. из-за возможной военной угрозы после советско-китайского конфликта на КВЖД. Осуществлялись масштабные высылки вследствие коллективизации. Еще одна волна переселений была связана с кампанией по паспортизации, проходившей в СССР в 1933–1934 гг., в ходе которой только с Дальнего Востока было выселено около 56 тыс. чел.
[118]
Репрессии в отношении бывших служащих КВЖД усилились на рубеже 1920–1930-х гг. В 1932 г. в стране поднялась волна шпиономании в отношении бывших работников КВЖД, вернувшихся в СССР в связи с конфликтом на КВЖД. В 1933 г. было сфабриковано первое крупное дело о «шпионско-контрреволюционной группе Гальмукова», якобы действовавшей на Омской железной дороге. Уже летом 1933 г. за эмигрантами и советскими гражданами, работающими в Харбине и на КВЖД, закрепился статус «японских шпионов»
[119]. Ориентировка заместителя председателя ОГПУ при СНК СССР Я.С. Агранова предписывала проводить оперативный учет всех лиц, прибывших из Маньчжурии, и их высылку с приграничных территорий Дальнего Востока и Восточной Сибири. Фактически реэмигранты и служащие КВЖД, въезжавшие в страну после лета 1933 г., были заведомо поставлены на учет и подозревались в «японском шпионаже».
В такой обстановке в 1935 г., после продажи КВЖД, в СССР прибыла еще одна волна бывших служащих дороги и членов их семей. Их въезд на территорию Советского Союза был организован и подавался как «эвакуация советского населения». Всего в страну к концу августа 1935 г. выехало 20 160 чел., в том числе 5943 чел. бывших работников дороги и 14 127 чел. членов их семей
[120]. Государство взяло на себя финансовые обязательства по вывозу населения, размещению и трудоустройству. В советской печати публиковались статьи, в которых рисовался героический образ «харбинцев», вынужденно покинувших Маньчжурию в условиях роста японской агрессии. Первоначально «КВЖДинцев» трудоустраивали на железнодорожный транспорт, в химической промышленности, оборонном производстве, в Красной армии и даже в органах НКВД.
Локальные репрессии среди бывших служащих КВЖД начались уже с осени 1935 г., т. е. сразу после завершения кампании по эвакуации. Преследования были связаны с карательной акцией по разоблачению шпионов на железнодорожном транспорте. Наиболее значительным стало дело руководителей Томской железной дороги. По мнению следствия, «шпионскую» организацию, созданную на дороге, возглавляли начальники нескольких отделов служб пути, ранее работавшие на Китайско-Восточной железной дороге. В конце марта 1937 г. в ходе работы в Новосибирске выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР 3 чел. приговорили к высшей мере наказания, а 16 чел. – к лагерному заключению сроком на пять лет. С июня 1936 г. в прессе стали появляться публикации, посвященные фактам активизации на территории Советского Союза деятельности иностранных разведок, в том числе японской, которая использовала эвакуацию советских граждан с КВЖД для вербовки агентуры. В июне 1936 г. нарком Г.Г. Ягода заявил, что работа «по чистке транспорта от японских диверсионных групп запущена». Как следствие, с осени 1936 г. аресты на транспорте активизировались. Среди арестованных в Сибири и на Дальнем Востоке, в том числе на железных дорогах, оказались и бывшие служащие КВЖД, которым инкриминировали шпионаж в пользу Японии
[121]. По данным НКВД, к осени 1937 г., к началу массовых репрессий, уже было арестовано около 4,5 тыс. чел. с таким обвинением.
Репрессии в отношении «харбинцев» прошли практически во всех отраслях экономики: в легкой и тяжелой промышленности, сельском хозяйстве, торговых организациях, советском аппарате и учебных заведениях. Чистка затронула транспорт, в первую очередь железнодорожный. Арестам подверглись лица, работавшие на узловых транспортных станциях и в структуре базовых служб железной дороги. «Японских шпионов» из числа «харбинцев» выявляли в аппарате НКВД, в рядах Красной армии. Первые, как и предписывали приказ № 00593 и закрытое письмо к нему, под репрессивный удар попали работники НКВД, служащие в Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах других заводов, электросиловом хозяйстве всех промпредприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности. Затем арестам подверглись работающие в советских учреждениях, совхозах, колхозах и др.
Следуя директивным инструкциям, в первую очередь закрытому письму № 60268 от 20 сентября 1937 г., карательные органы выявляли «шпионов», «диверсантов», «террористов», «участников контрреволюционных фашистских формирований» и прочий «контрреволюционный элемент». Доминирующей политической окраской для «националов», в том числе и «японских шпионов», был избран троцкизм. Так, согласно докладной записке начальника УНКВД УССР по Днепропетровской области от 3 января 1938 г., за первые полгода проведения операции аресту подверглись 200 выходцев из Харбина. Как «завербованные» Японией прошли 165 чел., среди которых: «шпионов» – 65, «диверсантов» – 34, «террористов» – 27, «участников контрреволюционных фашистских формирований» – 19 и прочих «контрреволюционеров» – 20, остальным инкриминировали троцкизм
[122]. Такого рода перечень обвинений воспроизводился и в других республиках, областях и краях страны
[123].
Репрессии в отношении «харбинцев» проводил ДТО ГУГБ НКВД, который появился в связи с реорганизацией шестого транспортного отдела Главного управления государственной безопасности в конце лета 1937 г. ДТО были воссозданы в полном объеме на всех железных дорогах СССР. Эти отделы проводили аресты самостоятельно, без вмешательства территориальных органов НКВД (УНКВД). Считалось, что «харбинцы» были сконцентрированы главным образом в районах, где находились узловые железнодорожные станции. По состоянию на 20 октября 1937 г. по учетам ДТО ГУГБ НКВД проходило 6 тыс. чел., из которых 3407 чел. уже были арестованы
[124]. Уже к октябрю 1937 г. сотрудниками Дорожно-транспортного отдела было сфабриковано 65 дел о диверсионно-шпионских организациях и резидентурах «японской разведки» – в НКПС, на Дзержинской, Ленинской, Октябрьской, Оренбургской, Кировской, Ворошиловской, Ярославской, Рязано-Уральской, Одесской, Сталинской, Юго-Западной и ряде других дорог. Всего по протоколам к сентябрю 1938 г. прошел 5561 чел., при этом не все были в прошлом работниками КВЖД
[125]. Аресты прокатились по всем транспортным центрам и станциям. Задержанных обвиняли в сборе сведений о состоянии и пропускной способности узлов, продвижении воинских частей, их вооружении, политических настроениях населения и подготовке диверсионных актов путем устройства крушений поездов. Многих, кто не попал под репрессию, увольняли с работы «за связь с японским государством».
