Помимо этого соперничества за власть темперамент двух женщин, их возраст, образование – все делает их антагонистами. Вдовствующая королева нетерпима к любым формам удовольствия, ее дни наполнены набожностью и благотворительностью. Она живет в окружении реликвий, воскового Иисуса, святых мощей, обрамленных в блестящие оклады, четок, освященных веточек, флаконов, наполненных святой водой, зубов и волос распятых миссионеров и еще множества всякой религиозной чепухи
[112]. Ее невестка, напротив, использует встречу с Римом, чтобы воскресить радостную и милую жизнь, которую она вела до тех пор, пока на ее голову не возложили корону. Она хотела бы заполнить свой новый дворец собаками, канарейками, попугаями, смехом, молодостью и весельем и насладиться вихрем светской жизни и даже (почему бы и нет?) позволить молодым римлянам восхищаться ею. Мария София едва ли стала бы уклоняться от мужского взгляда, не переставая удивляться своей власти над мужчинами. Она активно занималась спортом, фехтованием, верховой ездой и не стеснялась купаться в Средиземном море, что до крайности возмущало ее свекровь. Говорят даже, что порой вечерами слышен звон бьющейся посуды, недостойный почтенного Квиринала
[113].
Восстание на Сицилии, осада Гаэты со всем ее величием и ужасами перенесли молодую баварку в мир, достойный ее мечты. Прибыв в Рим без короны, она чувствовала себя царствующей, как никогда прежде. Она привыкла к почестям, подаркам и аплодисментам. Вероятно, это были последние отзвуки юношеского тщеславия…
Увы, ветер скоро сменится. Скоро она почувствует всю горечь судьбы павшей королевы, вышедшей замуж за ходячий труп.
Символ, который должен быть разрушен
В то время как французы, англичане и пьемонтцы надеялись, что он тут только проездом, Франциск II, для которого обстоятельства создали своего рода пьедестал, больше не вспоминает об отбытии из Рима. Этот город стал его Кобленцем!
[114] Он учредил тут правительство в изгнании с министрами без полномочий, с губернаторами без провинций
[115]. Он посещает встречи, на которых разрабатываются самые фантастические планы, в частности, высадка на Сицилии корпуса добровольцев с Мальты и австрийцев из Тосканы с целью захвата власти. Первые несколько месяцев все «эмигранты» были объединены вокруг него, и при малейшем движении в их прежнем королевстве они, казалось, предвидели предстоящую реставрацию. Все они помнили об эфемерной Партенопейской республике, провозглашенной в 1799 году в Неаполе генералом Шампионне. Французские войска взяли Гаэту, а затем и столицу. Король Фердинанд IV, прадед Франциска, вынужден был бежать на британском корабле, но в конце концов вернул себе и корону, и власть. Поэтому неаполитанские роялисты действуют сообща, чтобы добиться признания международного сообщества в надежде ускорить – по их мнению – неизбежный крах объединенной Италии
[116].
К сожалению, постепенно верх берет хитросплетение разнонаправленных интересов, ярость быстро растущих аппетитов и притязаний. Вокруг королевской четы начали появляться всевозможные заговоры: сторонники сводных братьев Франциска II во главе с вдовствующей королевой Марией Терезой, абсолютисты, предпочитавшие вечное изгнание появлению парламентской монархии, и даже «мюратисты», которые хотели бы вернуть себе корону Неаполя, чтобы возложить ее на голову Люсьена Мюрата, сына Иоахима и двоюродного брата французского императора. Мария София, тоже не чуждая интриганства, не уступает, поддерживая контакты со всеми, кто считает Савойю своими врагами. Говорят, что она стала истинной вдохновительницей сопротивления. Однажды она скажет:
«Если бы мой муж, вместо того чтобы остаться в Риме, пересек границы королевства и встал во главе повстанцев, объединив разрозненные группы в единую армию, мы бы вернулись победителями в королевский дворец в Неаполе»
[117].
Она посещает тайные собрания в аптеке Ваньоцци на Кампо-де-Фьори, в двух шагах от дворца Фарнезе. Задняя комната служит вербовочным пунктом для «легитимистского бандитизма»
[118]. Несколько сорвиголов и горстка бродячих донкихотов готовы противостоять новому королевству Италии посредством партизанской войны и мечтают повторить подвиги роялистов из Вандеи времен Французской революции. Несмотря на отрицания, известно, что правительство в изгнании поддерживает экстремистов этой неаполитанской шатии
[119], многие из которых окажутся под огнем пьемонтских взводов.
В конце концов, к несчастью, поддержка короля и королевы ослабла, в то время как некоторые европейские государства начинают признавать власть узурпатора в Неаполитанском королевстве. Нетерпеливые посетители, прежде переполнявшие обширные салоны Квиринала на волне патриотизма, теперь отменяют свои визиты.
Начинаются атаки, организованные теми, кто заинтересован в нападении на королеву, ставшую иконой, живым символом неаполитанского легитимизма. Виктор Эммануил как никто другой хочет, чтобы неаполитанские правители покинули Италию. Кавур, его министр, направил Святому Отцу ноту с протестом против пребывания Бурбонов в Риме. Предполагалось, что они тут только проездом, а теперь они прижились! Эта нота получила горячую поддержку со стороны Франции и Англии. Оставаться здесь, у ворот их древнего королевства, – все равно что давать их протесту некоторую надежду; все равно что дать своим бывшим подданным предлог для сопротивления Савойскому дому, чья экспансия уже завершена на три четверти. Виктор Эммануил аннексировал Королевство Обеих Сицилий, обобрал герцогиню Пармскую и герцога Тосканского и забрал у понтифика часть государств церкви. Единственное, чего недостает, – это Рима и его окрестностей! Узурпатор предложил молодому Бурбону вернуть конфискованное имущество в обмен на его отказ от любых претензий на престол Обеих Сицилий и отъезд из Италии.
