Предъявив билеты на контроле, они выходят на площадь, ошалевшие и усталые от долгой поездки. БИЛЛИ роется в кармане, вынимает клочок бумаги и читает, что на нем написано.
УЛИЦА. ДЕНЬ.
БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ)
Мне дали адрес отеля на рю де Сайгон, почти рядом с Триумфальной аркой. Немецкие беженцы обычно останавливались в этом заведении.
Они шагают к отелю по скучной невзрачной улице в жилом квартале. Здание отеля выглядит запущенным и унылым. Над входом можно прочесть надпись: «ГОСТИНИЦА „АНСОНИЯ“». Они открывают дверь.
НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ. ДЕНЬ.
Комната на четвертом этаже, скудно обставленная. Окно выходит на узкую улочку, по другую сторону которой стоит здание повыше. БИЛЛИ и ГЕЛЛА входят в номер, оглядываются безрадостно и ставят чемоданы на пол. ГЕЛЛА валится на кровать и тут же, взвизгнув от боли, вскакивает. Отдергивает одеяло, простыни и обнаруживает, что из матраса торчит пружина.
БИЛЛИ
Ну, пока сойдет и так. Завтра-послезавтра найдем что-нибудь получше.
Затемнение. Постепенно экран опять светлеет.
НОМЕР В ОТЕЛЕ. ДЕНЬ.
ТИТР: «ГОД СПУСТЯ».
ГЕЛЛА лежит на той же самой кровати в той же самой комнате, она курит, раскладывает пасьянс и, похоже, одуревает от скуки. БИЛЛИ сидит за небольшим столом у окна и стучит по клавишам пишущей машинки, сочиняя сценарий. Выругавшись, он выдергивает лист бумаги из машинки, комкает его и швыряет через плечо не глядя. Целился он в мусорную корзину, но бумажный комок попадает ГЕЛЛЕ в голову. Она бросает комок обратно, прямиком в затылок БИЛЛИ.
ГЕЛЛА
Что, не понравилось?
БИЛЛИ
Ах, я должен извиниться. Непозволительно с моей стороны мешать тебе, когда ты занята столь важным делом.
ГЕЛЛА
Не менее важным, чем еще один дурацкий сценарий.
БИЛЛИ
Этот «дурацкий», как ты выразилась, сценарий обернется для нас…
Дверь приоткрывается, и в образовавшейся щели появляется голова молодого человека. (Точнее, голова композитора ФРАНЦА ВАКСМАНА. Настанет день в отдаленном будущем, когда он напишет музыку для «Бульвара Сансет».)
ФРАНЦ
Эй, Билли, ты идешь в «Страсбург»?
БИЛЛИ
А кто еще идет?
ФРАНЦ
Да все, как обычно… Петер, Фридрих…
ГЕЛЛА (вставая с кровати)
Идем, почему нет.
ФРАНЦ (замявшись на секунду)
Вы тоже, Гелла, приходите, если хотите.
В КАФЕ. ДЕНЬ.
«Страсбург» — классическая парижская брассери. БИЛЛИ и его приятели, немецкие изгнанники, тесно сидят вокруг стола, играя в домино, — разве что в густом сигаретном дыму они с трудом различают костяшки.
БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ)
Немудрено, если некоторые из этих лиц вам знакомы; в основном это те же ребята, с которыми я зависал в «Романском кафе» в Берлине. И вот мы здесь, спорим о том же, о чем и раньше спорили, и профессии у нас те же, что были прежде, — мы просто, по стечению обстоятельств, поменяли один город на другой. Узнаете вон того темноволосого коротышку? Петер Лорре
[36]. Возможно, вы видели его в «Мальтийском соколе». А того парня с чувственным ртом и носом, смахивающим на пикуль? Вряд ли вы знаете его в лицо, но наверняка слышали его песни — «Снова влюблен», «Как романтично»
[37]. (Напевает мелодию.) Эта одна из моих любимейших. И, пожалуй, я когда-нибудь вставлю ее в свой фильм.
Доминошные страсти накаляются. Теперь сражаются в основном двое — БИЛЛИ и ПЕТЕР ЛОРРЕ, они сидят друг против друга. ГЕЛЛА демонстративно болеет за ЛОРРЕ, она сидит рядом с ним, просунув руку ему под локоть, смотрит на его костяшки и советует, какой сделать ход.
За соседним столиком молодой серьезный КОМПОЗИТОР, разложив листы бумаги, пытается работать над партитурой. Шумные немцы не дают ему сосредоточиться, сбивают смысли, и он гневно поглядывает на них.
БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ)
Хм, его я не узнаю. Вероятно, какой-нибудь композитор с нервами как натянутые струны, кропающий свою вторую симфонию; на немцев с их плебейскими манерами он взирает свысока, еще бы, ведь все они мечтают работать в «низкопробном» кинобизнесе и непрерывно орут что есть мочи.
ДОКТОР РОЖА (ГОЛОС ЗА КАДРОМ) То есть как — не узнаете? Билли, да это же я.
БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ) Неужели? Вы тогда обретались в Париже?
ДОКТОР РОЖА (ГОЛОС ЗА КАДРОМ) Разумеется. Покажите мне композитора, который бы не рвался в Париж. Одно время я ходил в «Страсбург» почти каждый день, брал с собой работу. Потом прекратил исключительно из-за вас и ваших друзей, черт подери, вы такие горластые.
Стук костяшек домино достигает крещендо. МИКЛОШ РОЖА сворачивает свои записи, сгребает карандаши и удаляется в ярости. Попутно бросая на БИЛЛИ очередной испепеляющий взгляд. БИЛЛИ отвечает тем же, а когда РОЖА поворачивается к нему спиной, показывает ему нос.
И снова возвращается к игре — ровно в тот момент, когда ГЕЛЛА, выбрав несколько костяшек ПЕТЕРА ЛОРРЕ, завершающим победоносным жестом выкладывает их на стол. Болельщики вопят во все горло. БИЛЛИ в полном недоумении пялится на столешницу. ГЕЛЛА торжествующе глядит на него. БИЛЛИ переворачивает свои оставшиеся костяшки, встает и надевает пальто.
УЛИЦА. ДЕНЬ.
БИЛЛИ шагает по улицам Парижа, и каждая улица уводит его в темный убогий квартал, и чем дальше, тем беспросветнее убожество. Когда БИЛЛИ приближается к совсем уж нищенскому отелю, из двери отеля выходит человек, вроде бы знакомый, и они едва не сталкиваются лбами.
