Вот так! Пусть теперь разбирается сам.
Монтгомери отнял руки от лица.
– Что ты хочешь сказать? – В его глазах мелькнула дрожащая искорка надежды.
А может, он вовсе не одержим. Может… Все было гораздо хуже. Его брат любил по-настоящему… Боже. Что сделала любовь с самым здравомыслящим человеком в Британии… Не хотелось бы Перегрину оказаться в подобном состоянии.
– Просто я и сам провел в бегах больше месяца, потому что не считал себя готовым к роли твоего преемника, владельца одного из крупнейших герцогств в стране, – сказал он. – И понимаю, почему мисс Арчер так не хотелось ввергнуть это герцогство в скандал.
Монтгомери категорично возразил.
– Вся ответственность лежала бы на мне.
– Есть люди, которые всегда чувствуют свою ответственность, – пожал плечами Перегрин. – И ничего не могут с собой поделать.
Выражение лица герцога стало подозрительным.
– Когда это ты успел набраться ума? – спросил он. – Где ты прятался? В каком-нибудь монастыре, который проглядел Скотленд-Ярд?
Перегрин поморщился.
– Почти. Я был в винном погребе Сент-Джонса.
– Ты просидел под землей около шести недель?
– Боюсь, что так.
Монтгомери смотрел на брата, не отрываясь, с непроницаемым выражением лица.
– Скажи мне, – тихо сказал он, – я и правда такой тиран, что лучше прятаться от меня в подвале, чем выполнять мои приказы?
Глаза Перегрина расширились.
– Тиран? Нет, что ты.
К его удивлению, Монтгомери, казалось, ждал. Ждал продолжения. С каких это пор его стали интересовать объяснения?
– Я хотел бы следовать твоим приказам, – медленно произнес Перегрин, – просто они нагоняют страх. Когда я был маленьким, не мог дождаться, когда вырасту и стану в точности как ты. И вот однажды я понял, что одного желания мало. – Он вспоминал тот ужасный день, преисполненный тоскливой предопределенности. – Я вдруг осознал масштабы твоей деятельности, причем с виду казалось, что ты легко справляешься с любыми задачами. Поначалу я думал, что ты талантливее большинства людей, но потом понял, что ты работаешь как каторжный с утра до ночи со всеми этими кипами бумаг. И когда представлял, как сижу в кабинете от рассвета до заката, как тысячи людей зависят от моих решений, мне казалось, будто кто-то душит меня… Мне никогда не стать таким, как ты, даже если я буду очень стараться, ведь ты все делаешь идеально.
– Идеально? – повторил Монтгомери, печально усмехнувшись. – Увы, Перегрин. Первое же искушение – и я рухнул, как карточный домик. – Он слегка покачнулся на стуле. – И на случай, если это ускользнуло от твоего внимания, я ужасно напился, а еще обдумывал различные способы уничтожения профессора Оксфордского университета.
– В Оксфорде я напивался чуть ли не каждый день, – пробормотал Перегрин.
– Знаю, – сказал Монтгомери. – Потому и отправил тебя служить в Королевский флот.
Перегрин похолодел. Неужели именно сейчас разговор коснется его судьбы? Если повезет, его просто под охраной отправят в Плимут и на несколько лет он застрянет в Королевском флоте. Вообще-то за свой поступок он заслуживает прежде всего хорошей порки. Нет, конечно, брат никогда не бил его раньше, но ведь всегда бывает первый раз. Почти наверняка ему урежут содержание, а может, Монтгомери отвернется от него и никогда больше с ним не заговорит.
Монтгомери уставился на него удивительно трезвым взглядом поверх сложенных домиком рук.
– Тебя ведь интересует, что с тобой будет дальше?
Перегрину удалось выдержать его взгляд.
– Я готов ответить за свой поступок.
А потом Монтгомери сказал странную вещь:
– Ты понимаешь, что твоя судьба мне небезразлична, Перегрин?
– Э-э… Да, сэр.
Герцог вздохнул.
– Не уверен, что понимаешь. – Он провел рукой по усталому лицу. – Так, говоришь, она была расстроена?
– Мисс Арчер? Да, весьма.
– Теперь-то я понимаю, что, возможно, предложение было сделано не лучшим образом, – пробормотал Монтгомери. – И думаю, что она и в самом деле лгала, – загадочно добавил он.
– А она знала, что ты упал с лошади, перед тем как, э-э, сделал предложение? – спросил Перегрин, потому что ему не терпелось узнать, как будут развиваться события, да и, черт возьми, судьба брата была небезразлична.
– Да. А что?
– Ну, знаешь ли, думаю, ни одной леди не понравится, когда ей делают предложение сразу после того, как ударятся головой.
Монтгомери помолчал.
– Может, и так. Еще я, кажется, назвал ее трусихой, – добавил он.
У Перегрина отвисла челюсть.
– Я, разумеется, в таких делах не разбираюсь, но разве так говорят, когда делают предложение?
– А еще я… Боже… – простонал Монтгомери. – Прошлой ночью я был не в себе… слишком настойчив.
Конечно, он был слишком настойчив, подумал Перегрин, потому что именно таков был настоящий Монтгомери: настойчивый, энергичный… и немного пугающий. Хотя наверняка он никого не собирался пугать. Монтгомери всегда имел четкий план действий и ожидал от других, что они будут неукоснительно следовать ему. И даже не подозревал, что его напор пугал обычных людей. Это было не совсем привычно – непоколебимо стремиться к благородной цели, отбросив лишние эмоции. Но, возможно, таким образом он сам загнал себя в ловушку – никто не защитил Монтгомери от западни, в которой он оказался после смерти отца.
Странное ощущение овладело Перегрином – будто он вот-вот бросится вниз головой в Айсис с моста Магдалины, понятия не имея, что скрывается в ее темных, непрозрачных водах.
Дело в том, что Монтгомери нужна была герцогиня – надежная, умная, сильная, с которой бы он считался, которая поддерживала бы и вдохновляла его. Тогда бы от Перегрина отстали. И хотя мисс Арчер во многих отношениях не была подходящей невестой для Себастьяна, возможно, в самом важном она была идеальна. Она заставила Монтгомери чувствовать. И даже, вполне вероятно, она сделает его брата счастливым.
Монтгомери слишком пьян и может не вспомнить утром то, что услышит сейчас. И все же стоит попытаться. Перегрин глубоко вздохнул.
– Думаю, тебе следует кое-что узнать о мисс Арчер…
Глава 31
Люси жила на улице Норэм-Гарденс в половине тесного домика из желтого кирпича. Вторую половину занимала леди Мейбл. Такая договоренность вполне устраивала обеих – незамужним леди, еще не вышедшим из брачного возраста, не полагалось жить в одиночестве. Аннабель просыпалась по утрам в скрипучей кровати, испытывая облегчение от отсутствия хозяев дома, с которыми хочешь не хочешь пришлось бы вступать в разговоры и которые непременно требовали бы придерживаться заведенного порядка. Целыми днями она до полудня сидела с печальным видом в укромном уголке эркера с умиротворяюще тяжелой кошкой Люси на коленях.
