Она откинула голову и посмотрела на него.
– Мне снова грозит изнасилование прямо у двери, ваша светлость?
В этом Аннабель убеждала первобытная страсть, пылающая в его взгляде.
Монтгомери провел большим пальцем по ее влажной нижней губе.
– Ты позволяешь ему себя целовать?
Аннабель оттолкнула его руку.
– Прекратите! Дженкинс – благородный человек. Он ценит меня за ум.
Монтгомери горько усмехнулся.
– Даже если и так, знай, что я ценю тебя не только за это.
– Правда? – язвительно парировала Аннабель. – А я думала, что вы вообще меня не цените. Ведь вы были так уверены, что я с радостью соглашусь стать вашей шлюхой.
Монтгомери отпрянул назад, как от пощечины.
– У меня и в мыслях не было ничего подобного.
В его глазах читалось недоумение человека, искренне оскорбленного.
Аннабель развела руками.
– Ну, знаете, там, откуда я родом, именно так называют женщину, которая торгует своим телом.
– Между нами все иначе.
– Позвольте узнать, в чем же разница?
Лицо герцога стало совершенно белым.
– Ты осталась бы со мной ради меня, – хрипло сказал он, – а не ради моих денег.
Нотки мольбы в его властном голосе выбили Аннабель из колеи. Вся ее воинственность вмиг улетучилась. Долгое мгновение они смотрели друг на друга, оценивая нанесенные раны. У обоих они кровоточили.
Аннабель прислонилась спиной к двери.
– Даже если бы я не заботилась о своей репутации, – сказала она, – при том положении, которое вы предлагаете, все наши дети стали бы бастардами.
Упоминание о детях, казалось, застало его врасплох. Ну разумеется. Мужчины никогда не думают о подобных последствиях собственных утех.
– Герцогский бастард живет гораздо лучше, чем подавляющее большинство британцев, – заметил он.
– С материальной точки зрения – да. Но однажды дети поймут мою роль. И что их положение в обществе никогда не будет таким же, как у ваших законных детей.
Он скрипнул зубами.
– Чего вы ждете от меня, Аннабель? Предложения, будь оно проклято?
Так оно и было.
Она мечтала о браке. С Монтгомери.
Эти слова звучали внутри нее, будто целый хор голосов яростно нашептывал их ей. Она заставила замолчать эти голоса, покачав головой.
– Ничего.
Герцог нервно зашагал взад-вперед.
– Вы сами знаете – я могу дать вам все, все, кроме брака. Мое имя уже фигурировало в одном скандале, вряд ли оно переживет еще один. Это погубит моего брата. Это бросит тень на моих будущих детей. Я потеряю всех союзников. Моя репутация, имя Монтгомери – все пойдет прахом. Чем я тогда буду лучше своего отца с его пагубными страстями? – Он надвинулся на нее, его тело подрагивало от напряжения. – Вы этого хотите? Чтобы ради вас я забыл обо всем, изменил свое место в истории?
Аннабель показалось, что комната начала сжиматься вокруг нее: стены, потолок, пол словно надвигались со всех сторон. Она закрыла глаза, пытаясь остановить поток слов и мыслей, роящихся в голове.
– Это безумие между нами должно прекратиться, – с трудом произнесла она.
Герцог молчал.
– Это не безумие, – выдавил он из себя, – это…
Его лицо было мрачным. Она смотрела, как тяжело ему подобрать нужные слова. Произносить которые не было смысла. Его имя, его честь всегда будут для него важнее.
– Чем бы это ни было, – сказала она, – оно пройдет, если вы оставите меня в покое.
Глава 22
В день марша на Парламентскую площадь Люси утром собрала суфражисток на оксфордском вокзале. По платформе гулял холодный ветер, принося удушливые клубы черного дыма от ожидающего отправления поезда.
– Повторяю последний раз, – говорила Люси. – Как мне ни жаль, демонстрация должна пройти абсолютно мирно, поэтому никаких скандирований, никаких случайных или намеренных пробок на входе в парламент. Никаких обращений к прохожим.
Аннабель сообщила, что Монтгомери знает об их планах. Но разве можно остановить Люси? Сегодня утром она была в приподнятом настроении, серые глаза воинственно блестели. Опьяненная идеей. Аннабель мысленно осадила себя. Чем скорее она выбросит Монтгомери из головы, чем скорее он перестанет видеться и слышаться ей повсюду, тем лучше.
– А как же транспарант? – спросила леди Мейбл.
Люси кивнула.
– Его уже укладывают в багажный вагон.
– Надеюсь, что так, – сказала леди Мейбл. – Я столько времени провозилась с ним, никак не получались ровные буквы.
– А пораскинуть мозгами и пустить в ход линейку так и не догадалась, – пробормотала Катриона в ухо Аннабель.
Аннабель удивленно посмотрела на нее. Отпускать язвительные замечания совершенно не в характере Катрионы. Возможно, подруга просто нервничала, гадая, что ожидает их на площади. Аннабель не хватало неизменно жизнерадостной Хэтти, но все, кроме самой девушки, единодушно решили, что ей лучше остаться в Оксфорде. Никто не хотел навлекать на себя гнев всесильного Джулиана Гринфилда, если что-то пойдет не так.
Все будет хорошо.
Поезд издал оглушительный свист.
– У всех есть ленты? – спросила Люси. – У меня несколько запасных, на всякий случай. – Она похлопала по тяжелому ранцу, который висел у нее на бедре.
Никто не шагнул вперед. Под угрозой публичной головомойки от леди Люси девушки старательно расправили ленты на плечах.
Толпа суфражисток рассеялась, направляясь к поезду. Аннабель пошла к вагону третьего класса.
Впереди в толпе, вызывая недовольство пассажиров, медленно плелась неуклюжая фигура в просторном сером плаще с капюшоном. У поезда фигура остановилась и, казалось, в нерешительности стала оглядывать вагон. На нее тут же стали ворчать и толкать в спину.
– Прошу прощения, – раздался женский голос из глубины плаща.
Не может быть! Аннабель решительно протиснулась к женщине и взглянула ей в лицо.
– Хэтти!
– Тише, – сказала та, тревожно оглядываясь по сторонам.
Аннабель отвела ее в сторону.
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь?
– Еду в Лондон.
Аннабель была потрясена.
– Тебе туда нельзя!
– Но я прекрасно замаскировалась, видишь? – Она указала на шерстяную хламиду на плечах, на редкость уродливую.
– Замаскировалась? Хэтти, этот плащ вышел из моды лет пятьсот назад. Чтобы выделиться из толпы, лучше не придумаешь.
