– Весьма недурно, – ответила графиня. – Кто бы мог подумать, что такие милые песенки вышли из-под пера какого-то немца. Ведь все немцы такие сдержанные и суровые.
Милые песенки?
Себастьян хмуро смотрел на нее сверху вниз. Она вопросительно приподняла тонкие брови.
– Полагаю, – медленно произнес он, – что у них тоже есть чувства. У немцев.
В глазах Кэролайн появилось слегка озадаченное выражение. Затем она виновато пожала плечами.
Когда он снова поднял глаза, Аннабель уже исчезла из виду.
Герцог опаздывал. Он не привык опаздывать и прибавил шагу, стараясь успеть к лабиринту вовремя. Увидев вход, он испытал облегчение. Аннабель уже ждала его, стоя возле белого каменного льва. В своем новом пальто и старой шляпе, коричневой, бесформенной, которую носила всегда. Как бы ему хотелось одарить ее дюжиной новых!
– Мисс Арчер. – Монтгомери приподнял цилиндр.
Девушка присела в реверансе. Ее щеки раскраснелись, но это вполне могло быть и от холода.
Монтгомери предложил ей руку.
– Не хотите ли прогуляться вместе со мной?
– Ваша светлость.
– Монтгомери, – сказал он.
Она удивленно взглянула на него.
– Ваша светлость?
Он посмотрел ей прямо в глаза, выгнул бровь.
– Полагаю, в свете произошедшего мы можем обойтись без излишних формальностей.
У нее перехватило дыхание.
Уж не собирается ли она уклониться от ответа и сделать вид, что ничего не произошло, думал Себастьян. Ну нет! Руки еще помнили мягкие, округлые контуры ее тела и стремились вновь ощутить Аннабель в объятиях. И совсем скоро так и произойдет.
Наконец она взяла его под руку.
До лабиринта они шли молча, только обледеневший гравий хрустел под ногами.
Какая нелепость! Он сумел предотвратить торговую войну Британии с Османской империей. А теперь не знал, с чего начать.
– Вы, наверное, играли здесь в детстве?
Аннабель смотрела на него снизу вверх, в ее голосе появились какие-то новые, шаловливые, нотки. Герцог ответил не сразу.
– Нет. Я здесь никогда не играл.
Ответ, казалось, озадачил девушку.
– Разве можно удержать мальчишку от лабиринта хоть на день?
Можно, заперев его с кучей книг и заданий.
Его мать, считавшаяся в свете холодной и невозмутимой, втайне была до ужаса напугана выходками своего мужа. И твердо решила, что ее сын будет совсем другим.
Вместо ответа Монтгомери спросил:
– Вам понравился Мендельсон?
Вопрос вызвал у нее легкую улыбку.
– По-моему, «милый» – совсем неподходящее слово для его музыки.
– Что ж, допустим, – сказал он.
– Я не поняла ни слова, но музыка тронула меня. Как будто кто-то заглянул мне в сердце и… – Она вдруг замолчала, внезапно осознав, что говорит с излишней пылкостью.
– И что же? – настаивал Монтгомери, направляя ее на боковую тропинку, ведущую в глубь лабиринта.
Всякий раз, когда страстность Аннабель прорывалась наружу, его тело тут же откликалось. Эта женщина сводила Себастьяна с ума. Из-за нее он забывал о своем положении, подчиняясь лишь первобытным инстинктам и низменным прихотям, благодаря которым, однако, он и ощущал себя мужчиной в полной мере. И, кажется, вовсе не собирался прекращать это потворство своим желаниям.
– Душевная, – тихо сказала она, – я бы так назвала его музыку.
«Душевная» было именно тем словом.
Святой боже, как же он хотел оказаться внутри этой женщины!
– Последняя песня, – сказала она, – такая щемящая, мне даже взгрустнулось. О чем в ней поется?
Он кивнул.
– «Auf Flügeln des Gesanges». Это некий полет фантазии. Мужчина предлагает возлюбленной унестись вместе на крыльях мечты…
Ее рука сжала его предплечье.
– О чем же он мечтает?
Юбки Аннабель задевали его ногу при каждом шаге. Стоит повернуть голову, притянуть ее ближе всего на дюйм, и он почувствует теплый аромат ее волос. Себастьян помотал головой, пытаясь отогнать роящиеся в ней фантазии, туманящие разум, и вспомнить хоть какие-то немецкие слова.
– На крыльях песни, любовь моя, я унесу тебя, в долину Ганга, где находится самое чудесное место на свете…
Он вдруг умолк. Поймав себя на том, что эти романтические строки обращает к ней…
– И что же дальше? – прошептала Аннабель.
Ее глаза были бездонными. Провалившись в них, мужчина никогда больше не выберется…
Черт бы побрал все это!
– Дальше они занимаются любовью под деревом, – ответил он.
Монтгомери скорее почувствовал, чем услышал, как она ахнула. Завернул за угол и одним движением притянул ее к себе. Ее глаза расширились, когда он нагнулся к ней и поцеловал.
Мягко.
Ее губы напоминали цветочные лепестки, такими несказанно нежными они были, и на какое-то мгновение Себастьян застыл, не двигаясь, не дыша, только наслаждаясь их бархатистым теплом возле своих губ. Наконец он выдохнул. И столько облегчения было в этом выдохе, что, казалось, будто он задерживал дыхание со вчерашнего дня, с той поры, когда он в последний раз держал ее в объятиях. Он глубоко вдохнул аромат Аннабель, сладкий, пьянящий аромат жасмина. Луч солнца, яркий и горячий, падал на его прикрытые веки. Где-то вдалеке запела малиновка.
Себастьян провел кончиком языка по ее пухлой нижней губе, и Аннабель издала тихий гортанный звук. Он взглянул на нее. Ее глаза были закрыты, только серповидные веера ресниц подрагивали на щеках. Его сердце готово было выскочить из груди, так быстро и сильно, до боли, оно билось. Он снова приник губами к ее рту, и она потянулась к нему всем телом, обдавая его опьяняющим жаром, от которого он не мог прийти в себя полночи. Себастьян откинул ее голову назад, его ненасытные губы еще сильнее впились в ее рот. Она не противилась, робко коснувшись его языка своим. Его мужская плоть тут же восстала. С тихим проклятием он снова остановился. Себастьян хотел загладить вчерашнюю вину перед ней, за обиду и разочарование там, в алькове. Он осторожно ослабил объятия и прижал ее с нежностью, которой не позволил себе прошлой ночью. Ощущение ее тела, льнущего к нему, было таким приятным… Аннабель прихватила зубами его нижнюю губу, и он застонал. Не прерывая поцелуя, он снял перчатку и провел ладонью по нежному изгибу ее подбородка. От прикосновения к прохладной, атласной коже по всему его телу прокатился обжигающий прилив наслаждения. Ему хотелось опустить ее на землю, широко раздвинуть ей ноги, расстегнуть все крючки и пуговицы спереди, а затем заняться более интимными застежками. Касаться руками и языком каждого дюйма ее мягкого податливого тела – упругой, блистающей белизной груди, восхитительного изгиба талии и особенно потаенного места между ног… Он ласкал бы и целовал ее там, пока она не начала бы исступленно извиваться…
