Ропот неодобрения пронесся над столом. Сильные мира сего не слишком-то поддерживают тех, кому приходится самим пробивать себе дорогу в жизни.
– И уж конечно, вы тоже стремитесь получить право голоса? – допытывался граф.
Мятный напиток комом стоял у Аннабель в горле. Люси никогда не простит ей, если она оттолкнет целую компанию влиятельных мужчин. А сама она не простит себе, если выставит себя дурой перед одним конкретным мужчиной.
– Да, я считаю, что женщинам должно быть предоставлено право голоса.
Марсден торжествующе обвел взглядом сидящих за столом.
– Почему бы не предоставить право голоса только тем, кто действительно разбирается в политике, и лишить его остальных, неважно, мужчин или женщин? – предложила леди Лингхэм примирительным тоном.
Марсден усмехнулся.
– По самой своей природе женщина не способна разбираться в политике или в каких-либо вопросах подобного рода.
– По самой своей природе? – Теперь голос леди Лингхэм звучал уже не столь дружелюбно.
– Именно! Именно так! – Граф снова повернулся к Аннабель. – Вы читали недавнюю статью маркизы Хэмпшир? По поводу женского мозга?
– Боюсь, что нет.
– Леди Хэмпшир весьма влиятельная персона, имеет большой авторитет, – заметила леди Марсден.
Гости за столом закивали в знак согласия.
– А теперь, мисс, послушайте, что я вам скажу, – сказал Марсден. – Леди Хэмпшир советует женщинам не стремиться получать высшее образование, голосовать, заниматься политикой. Наука доказала, что женский мозг не только меньше мужского, но и устроен иначе. – Он покрутил рукой в воздухе. – То есть даже если вы, мисс Арчер, читаете те же книги и слышите те же речи, что и мужчина, ваш мозг не в состоянии воспринимать всю эту информацию так, как мужской. Вроде бы поступает в мозг одно и то же. Но что-то теряется в ваших извилинах, поэтому на выходе результат получается другой, хуже, чем у мужчины.
Он выжидающе посмотрел на Аннабель.
– Весьма странная теория, – ответила она.
– Теория безусловно верная, – раздраженно ответил Марсден. – Так почему бы вам не последовать совету леди Хэмпшир – пользоваться своей женственностью, заниматься женскими делами, вместо того чтобы лезть в дебри политики и попадать впросак?
Оспаривать суждения всемогущей и авторитетной леди Хэмпшир перед присутствующей публикой было небезопасно, и Марсден это знал. В его глазах светилось самодовольство, он чувствовал себя победителем. Возможно, именно его самодовольный вид и выпитый коктейль с крепким бурбоном заставили Аннабель возразить:
– Потому, милорд, что, если маркиза убеждена, будто женский мозг не способен в полной мере разбираться в политических вопросах, стоит ли доверять ее собственному мнению об участии женщин в политике?
В столовой воцарилась тишина.
Затем Перегрин закашлялся и быстро поднес салфетку к лицу – от едва сдерживаемого ликующего смеха на его глаза выступили слезы.
– Что ж, мисс Арчер, – медленно произнес лорд Истон, – вам непременно следует заняться юриспруденцией. Вы наверняка заткнули бы за пояс моего старого адвоката Бидла.
– Правильно! – поддержал его Ричмонд. – К тому же и внешность у нее гораздо приятнее, чем у вашего Бидла.
Несколько человек захихикали, и лицо Марсдена налилось краской.
– Воинствующий либерализм – отнюдь не повод для смеха! – рявкнул он.
– Воинствующий либерализм здесь ни при чем, Марсден.
В течение вечера герцог говорил так мало, что звук его голоса прозвучал, как удар грома. Все головы повернулись в его сторону. Монтгомери сидел с каменным лицом.
Марсден заерзал, потеряв былую уверенность.
– Как же тогда это называется, герцог?
Монтгомери взял свой бокал.
– Это называется логикой, – сказал он и поднял бокал, глядя в сторону Аннабель.
Ошибиться было невозможно – он смотрел на нее, он был на ее стороне… Тепло разлилось по ее телу. От взгляда герцога у Аннабель на мгновение перехватило дыхание. Его глаза сверкали от гнева и… восхищения? Все остальные смотрели на нее настороженно.
Все, кроме леди Лингхэм. Ее лицо было задумчивым.
– Наконец-то созрел тост, с которым мы все согласимся, – сказала графиня беспечным тоном и подняла свой бокал. – За логику!
Когда ужин закончился и гости вернулись в гостиную, Питер не отходил от Аннабель, рассуждая о птицах, безбожно перевирая латинские названия. И она была почти благодарна ему, поскольку его присутствие позволило ей изображать оживленную беседу и не обращать внимания на лорда Марсдена, который бросал на нее уничтожающие взгляды. Ни Монтгомери, ни графини нигде не было видно.
Аннабель заметила приоткрытую дверь на террасу и, когда унылые дочери Ричмонда подошли к священнику, улучила момент и выскользнула в темноту.
Сразу же стих гул бессмысленной болтовни. Никогда еще холодный, чистый воздух не казался ей таким свежим. Аннабель жадно втянула его.
И замерла.
Она была не одна. Мужчина стоял, подняв лицо к темному небу. В свете фонарей она узнала долговязую фигуру Перегрина еще прежде, чем он повернулся.
– Мисс Арчер. – Из вежливости он тут же затушил сигарету.
– Лорд Деверо. – Она подошла, встала рядом с ним и посмотрела на звезды. – Вы искали что-то конкретное там, наверху?
– Полярную звезду. Вам известно, что моряки ориентировались по ней на протяжении тысяч лет?
– Да, со времен финикийцев.
Юноша усмехнулся.
– По всей видимости, в институте благородных девиц вы пропустили урок, где женщин учат прикидываться восхитительно невежественными в присутствии мужчины.
– Боюсь, что так. – Она никогда и близко не подходила к институту благородных девиц.
– Марсден наверняка заметил это, – сказал Перегрин. Взгляд его стал задумчивым. – Думаю, он еще долго не придет в себя после публичной отповеди моего брата.
Аннабель поспешила сменить тему.
– Вы, наверное, с нетерпением ждете фейерверка?
Перегрин напрягся.
– Меня не будет здесь на праздники.
– Как жаль, – сказала она, и это было правдой.
В Клермонте Перегрин относился к ней по-настоящему сердечно, а не просто вежливо. Буквально вчера он нашел время продемонстрировать ей первое английское издание «Одиссеи», хранящееся в библиотеке Монтгомери, и был поражен, с каким трепетом и неподдельным интересом она листала книгу. Теперь юноша казался таким же подавленным, как и в карете по дороге в гости.
– А я никогда не видела фейерверков, – призналась она.
Перегрин нахмурился еще сильнее.
