Рут рассказала, что, когда Бэйли был маленьким, он читал книжки про английских пиратов, кораблекрушения, необитаемые острова, Кладбище Атлантики. Он надевал на себя ее бусы и расхаживал по дому, как маленький мародер. Рассказывая Ноэль про его детство, Рут сияла, как будто мальчишка Бэйли стоял у нее перед глазами. Приятно было смотреть, сколько удовольствия Рут черпает из воспоминаний о детстве сына. Ноэль это вдохновляло, и она не могла дождаться, когда сама будет вот так же утопать в радостях материнства.
Они ждали Бэйли перед музеем, и когда Рут только замахала ему, Ноэль его не узнала. Высокий, загорелый, заросший: борода, усы и бакенбарды почти полностью закрывали его лицо. Темные кудри доходили до плеч. Увидев его голубые глаза, Ноэль не могла не вспомнить слова песни, которую слушала тем утром: Tus ojos azules, azul que tienen el cielo y el mar
[25]. Вообще она была равнодушна к голубым глазам, но его почему-то ее взволновали: они были цвета замерзшей воды.
Он поцеловал мать, потом неловко кивнул Ноэль и неуклюже приобнял ее. От него пахло опилками и табаком. На нем тоже, как на его маме, была футболка «Клементин фармс», коричневые рабочие ботинки и джинсы. В бороде виднелась проседь, а морщины в уголках глаз распускались по вискам, когда он улыбался. Но она вспомнила, что он младше нее, скорее ближе к Маргарите: ему тридцать или около того.
— Ты совсем большой, — сказала она, растерявшись.
Бэйли улыбнулся.
— Ты тоже.
Он повел мать внутрь, с солнца.
Музей оказался скучным и фальшивым. Старые деревянные штурвалы висели на стенах рядом с литыми бронзовыми русалками, которые якобы украшали когда-то носы кораблей. В стеклянных витринах висели судоходные карты; огромный дырявый парус свисал с потолка. Рут показала на стенды, которые могли заинтересовать Бэйли. Они с Ноэль стояли за ней, разглядывая друг друга больше, чем экспонаты. Когда она ловила его взгляд, он резко отводил глаза, а потом опять искоса смотрел на нее, как будто просил разрешения пялиться дальше. Она улыбнулась ему, и они пошли дальше вместе.
— Как твоя сестра? — спросил наконец Бэйли.
— Которая?
— Маргарита. Модель.
— А, она теперь актриса. Только что получила эпизодическую роль в сериале на целый сезон. Она играет медсестру в медицинской драме.
— Ты рассказала моей маме? Она была бы в восторге.
Они прошли мимо стенда с типичным обедом моряка: резиновая рыба, миска кукурузной каши, пластмассовый кубок с пластмассовым ромом.
— Знаешь, я ведь был в нее влюблен. Считал ее безумно красивой. — Бэйли запнулся и поправился: — Всех вас.
Ноэль улыбнулась.
— Я не помню такого.
Он спросил ее про театр, и она стала рассказывать, хотя он как будто знал о ней гораздо больше, но не подавал виду. Он не говорил про рак Лэйси-Мэй, про развод. Она поинтересовалась, как его ферма. Он разводил кур и пчел; зарабатывал яйцами, медом и воском. Еще он собирал виноград, и цветы, и садовые овощи, которые выращивал еще в детстве: помидоры, сладкие перцы, огурцы, тыквы.
— Клементин — это моя бывшая жена. Когда мы разошлись, я выкупил ее долю фермы. Теперь мы с другом ее держим.
— Значит, так и остался садоводом? — поддразнила его Ноэль. Она спросила, почему они с женой расстались.
— Мы оставались вместе какое-то время после того, как она спаслась и родилась заново, но все переменилось. Она вечно придиралась ко мне за что-нибудь — то я курю сигару, то пью слишком много. А я, поверь мне, не такой уж выпивоха. В конце концов она решила, что развод — это плохо, но всю жизнь жить на привязи с неверующим — еще хуже.
— Ты не веришь в Бога?
— Меня больше интересует эта жизнь, — сказал Бэйли. — Мне ее хватает.
Ноэль долго смотрела на него, такого странного, непонятного.
— Мы слишком рано поженились. Мне было двадцать два, я еще учился. Нам нравилось вместе кататься на серфе. Я ее считал самой красивой девушкой на свете. Дурак.
— Красивее Маргариты?
Бэйли положил руку на сердце:
— О нет. Нет, для меня никто никогда не превзойдет красоту четырнадцатилетней Маргариты Вентура.
Скоро, слегка разочаровавшись в экспозиции, они ушли из музея, но Рут вся сияла, так рада она была видеть их вместе. Она приобняла обоих и предложила пойти поесть мороженого. Ноэль показала им кафе, предупредила, что оно средненькое, но они все равно заказали по рожку, и Бэйли расплатился.
— Сельскохозяйственный бизнес идет хорошо? — засмеялась Ноэль и вдруг поняла, что флиртует.
— Следующий круг с тебя, — сказал он, и они пошли обратно к воде.
Они уселись на скамейку с видом на заводь, где паслись лошади.
— Скажите, как хорошо? — сказала Рут.
Она как будто нервничала и говорила, чтобы заполнить тишину, как будто чувствовала, что между ними пробежало. Они полизали рожки и в конце концов выбросили их. Мороженое оказалось слишком жирным и недостаточно сладким. Рут пробормотала, как жаль. Пустые калории, сказала она. Ей скоро пора на автобус.
— Что ж, теперь ты знаешь, где меня искать, — сказала Ноэль.
Она прижала Рут к себе и почувствовала себя совсем нагой в своей тяге к этой женщине. Она восхищалась Рут, нуждалась в ней. Вот о какой матери Ноэль всегда мечтала. Иногда ей казалось, что Рут должна все это услышать от нее, но потом она думала: нет, Рут и так все знает.
— В следующий раз, как поеду к Бэйли, навещу и тебя тоже. А ты мне скажи, если соберешься в город. В прошлый раз мы совсем не виделись. Просто преступление.
— Это было не лучшее время.
— Знаю, — сказала Рут.
Она обхватила лицо Ноэль ладонями и расцеловала ее в обе щеки.
Поднимаясь в автобус, она ткнула пальцем в сына.
— Так, ты отвези Ноэль домой, прежде чем уезжать. Нечего ей разъезжать на велосипеде в темноте.
— Со мной все будет в порядке, Рут. Я всегда так делаю.
Рут покачала головой и погрозила ей пальцем.
— Пусть он тебя отвезет.
Они так и стояли на улице, пока автобус не скрылся за поворотом к шоссе. Солнце заходило, свет над водой превращался в золото.
— Да, тут действительно красиво, — сказал Бэйли. — Ты, наверно, все лето проведешь в воде.
— Вот уж нет. Ты что, не слушаешь новости? Каждое лето где-нибудь случается нападение акул. На пляже Атлантик, на пляже Райтсвиль. По всему побережью, и обязательно какому-нибудь ребенку откусили руку, ногу. Причем на мелководье. Так что нет, спасибо.
— А когда мы были детьми, разве вы не ходили все время купаться?
