Маргарита села рядом, и юбочка исчезла под ней. Он не знал, как она догадалась, где он. Шестое чувство. Остальные ее всегда недооценивали.
— Где твои сестры?
— Ноэль не придет. Диана и Альма уже в палате.
— La novia
[21]?
Маргарита кивнула.
Робби вздохнул. Новости Дианы его не удивили; у его американских дочек американская жизнь. Они уже большие. Да и потом, он не мог не признать, что Альма, с этими ее волосами — просто нечто.
— Мы с Ноэль не пересечемся, если она не приедет.
— Ты что, опять уедешь? Диана заплатила за мотель до конца недели.
— Почему родная дочь не хочет меня видеть?
— Она говорит, что для нее это слишком. Просто устраивает драму.
Робби хитро улыбнулся.
— Интересно, в кого она такая?
— В вас обоих, — сказала Маргарита резко, не ответив на его улыбку, но Робби понимал. Все находили свои способы выживания; у Маргариты были свои.
Он так и не спросил ее, как она связалась с людьми Амадо, не приставали ли они к ней. Так и не признался, что, когда они с Ноэль приехали к его номеру, в двух часах езды на юго-запад от города, он ждал доставку и готов был выскочить из собственной кожи, так его ломало.
Маргарита скрестила руки, и Робби заметил у нее на мизинце кольцо, которое он ей подарил, с буквой Р, выгравированной на золоте.
— Бог ты мой, — сказал он, показав на кольцо. — Оно по-прежнему у тебя.
— Забрала из маминого дома. Она его для меня приберегла.
Робби немного задело, что она уехала без кольца, не взяла его в Калифорнию.
— А где твое?
— Потерял, — сказал Робби, хотя не мог бы объяснить как. Может, оставил в мыльнице в мотеле. Может, кто-то стянул его, обокрал Робби как-то ночью, когда он был в бессознанке. Может, сам заложил. Пропало оно десять лет назад или пять. Он не мог сказать точно.
Если Маргарита и была разочарована, она и виду не показала.
— Пойдем, — сказала она. — Мама ждет.
— Может, мне лучше уйти.
Он что-то наврал, мол, Лэйси-Мэй вряд ли хочет его видеть. Он знал, что она ждала его, но ему страшно было увидеть, как она больна, как злится на него, как далеки они от его фантазий о совместной старости.
— Ой, да иди ты, — сказала Маргарита, и Робби поразило, как она его приструнила. — Хватит делать вид, что ты никому не нужен.
— Ладно.
Робби встал и перекрестился. Вместе они вышли из часовни.
Лэйси-Мэй не лежала в кровати, а сидела в кресле в углу комнаты. На ней был тоненький халат винного цвета, и она скрестила голые ноги, только что побритые, намазанные кремом. Робби не мог вспомнить, когда он последний раз видел столько ее тела. Ее ноги стали шире, с толстыми венами под коленками, на щиколотках. Она ела виноград из картонной коробки и выглядела более-менее похожей на себя, разве что немного бледнее. Хэнк и Диана сидели на подоконнике, а Альма — рядом с Лэйси-Мэй, на подлокотнике. Они обе отрывали красные виноградины от веточки.
В этом покое было что-то жутковатое, по телевизору шел без звука прогноз погоды. Безоблачно. Сильные порывы ветра.
— Робби, — Лэйси-Мэй улыбнулась ему.
Она встала, чтобы поздороваться, и Альма предложила ей руку, но Лэйси-Мэй отказалась от помощи.
Робби зашаркал, подошел к ней. Они обнялись; от нее пахло антисептиком, жесткими больничными простынями. Когда она вернулась в кресло, он встал рядом на коленки, и она предложила ему веточку винограда. Ягоды были сладкие, упругие — они лопались на зубах.
Робби увидел, что они устроили маленький пикник на столике в ногах свободной кровати. Тарелка маслянистого рыжего сыра, пачка крекеров, поделенная на кусочки плитка шоколада, брокколи, фермерский соус.
— Настоящая вечеринка, — сказал Робби, потому что не знал, что еще сказать.
Он бросал всем улыбки — Альме, Маргарите, Диане, Лэйси, даже Хэнку, который и не обернулся, чтобы посмотреть на него, даже не кивнул в знак приветствия. Просто уткнулся в телефон.
Теперь, оказавшись тут, Робби хотелось их рассмешить, показать, как хорошо быть всем вместе. В жизни столько всего, что невозможно контролировать, столько всяких ужасов. Хотя бы ненадолго, хотя бы сейчас, они должны быть счастливы.
Врачи сказали, что, если опухоль продолжит расти, Лэйси-Мэй может потерять зрение и способность говорить. Но пока отек спал, и скоро ее отпустят домой. Ей надо будет вернуться на облучение; опухоль выжгут, ей станет лучше, начнется ремиссия. Или понадобится операция, тогда вскроют череп и вынут все образование. Или химия. А может, ничего не сработает, и она умрет. Робби не нравился такой расклад. Но Лэйси-Мэй была воодушевлена и спокойна. Даже беспечна. Она улыбалась ему, а он думал, интересно, на каких она таблетках.
— Ты уже видел дом Дианы? — спросила Лэйси-Мэй. — Такой красивый. С большим участком, как наш.
Робби ощутил, как девочки напряглись при упоминании дома. Даже Хэнк поднял голову от телефона, с которым все это время игрался, как будто там что-то захватывающее.
— Он кирпичный, — сказал Лэйси-Мэй. — Не как наш, не синий. Но его наверняка можно покрасить. Сейчас он серый. Все новые дома серые. Знаешь, которые продают в центре? Они все одного оттенка серого, с такими серебряными номерками и фонариками на лужайке.
Лэйси-Мэй скосила рот набок, как будто собиралась раскрыть всем какую-то тайну:
— Я уже говорила Альме. Я ей сказала: осторожнее с моей дочерью. Она же Вентура. Даже если твое имя стоит на документах на дом, обзаведись заранее хорошим адвокатом.
Лэйси-Мэй закинула голову и захохотала. Девочки смотрели на нее с ужасом. Хэнк опять уткнулся в телефон, а Робби решил, что ему ничего не остается, только засмеяться вместе с Лэйси-Мэй.
— У нее бред, — сказала Маргарита. — Она не понимает, с кем разговаривает.
— Я вообще-то тебя слышу. И я прекрасно понимаю, что происходит, — сказала Лэйси-Мэй. — Просто я рада, потому что моя семья рядом. Все тут, то есть почти все, Ноэль еще не пришла.
Хэнк, стоявший у окна, пробормотал что-то про кофе и быстро вышел, пока никто ничего не сказал. Лэйси-Мэй смотрела ему вслед.
— Знаете, говорят, что перед смертью все становится ясно? — Лэйси-Мэй прислонилась к Робби, как будто они были одни в комнате. — Ничего не ясно, — сказала она. — Вообще ничего. Все так запутано. Но когда я проснулась сегодня утром, я порадовалась, что увижу тебя сегодня. Столько лет прошло, да, Робби? Но что может быть естественнее. После всего что произошло, я хочу видеть тебя, чтобы ты был рядом. Ты моя семья. Я так рада, что девочки тебя нашли.
