– Фред ужасно ссорился с ними. Они хотели отправить его в Оксфорд или вроде того. Наш отец – епископ. С ним совершенно невозможно жить. Дядя Вебстер – просто старый греховодник, они и от него отреклись. А ему хоть бы хны, его это не заботит. Фред работал с ним три года. Он гений. Они оба гении. Салли, ты когда-нибудь поступала дурно?
Салли растерянно моргнула.
– Кажется, нет.
– Вот и нечего виниться. Хорошо?
– Хорошо… Хорошо. Не буду!
– Если что-то тебе удается – делай это.
– Еще бы!
Роза вскочила.
– А теперь пойдем разбираться с барахлом. Сто лет туда не заглядывала…
Они работали все утро напролет; Тремблер, загоревшийся необыкновенным энтузиазмом, даже ухитрился продать стереоскоп костюмеру, который зашел всего лишь договориться о своем портрете. Наконец ровно в полдень прибыл преподобный Бедвелл.
Салли была за прилавком и писала напоминания должникам. Она подняла голову, чтобы рассмотреть возникшую в дверях коренастую фигуру, но не сразу узнала его, потому что второй викарий церкви Святого Иоанна был одет в старое твидовое пальто, вельветовые штаны и без малейшего намека на белый священнический воротничок. Впрочем, он вообще обходился без воротника, как и без рубашки, к тому же был небрит, так что превращение из кроткого священнослужителя в угрюмого бандита было таким убедительным, что Салли едва не пригласила его сыграть в их стереоскопической пьесе.
– Прошу прощения, – сказал он. – Не самый подходящий наряд для визита. Мое платье священника – в камере хранения на Паддингтонском вокзале. Надеюсь, на обратном пути мне попадется пустое купе: едва ли будет уместно возвращаться домой в таком виде…
Вышла Роза и, едва познакомившись с мистером Бедвеллом, пригласила его на ланч. Стоило ему посмотреть на нее, как он сразу же согласился. Вскоре они уже сидели за столом, и, пока остальные ели сыр, хлеб и суп, сваренный Розой, преподобный Бедвелл рассказывал, что он намеревался предпринять.
– Я возьму кэб до Гиблой Пристани и вытащу его оттуда за шиворот. Он-то не будет сопротивляться, а вот миссис Холланд может… Как бы то ни было, я привезу его сюда, если позволите, чтобы мисс Локхарт могла узнать от него все что нужно, и затем мы вернемся в Оксфорд.
– Я поеду с вами, – сказала Салли.
– Нет, не поедете, – ответил он. – Я считаю, что брат в серьезной опасности, и вы тоже подвергнетесь ей, если окажетесь неподалеку от этой женщины.
– Я поеду, – сказал Фредерик.
– Отлично. Вы умеете боксировать?
– Нет, но я неплохо фехтую еще со школы. А вы думаете, там будет драка?
– Именно поэтому я так и оделся. Неловко както махать кулаками, если вы священнослужитель. Честно говоря, я не знаю, чего следует ожидать.
– В шкафу есть сабля, – сказала Роза. – Хотите ее взять? Пожалуй, стоит загримировать тебя под пирата, Фред. Повязка на одном глазу, густые черные бакенбарды… заодно можно сделать стереографию с вас обоих!
– Я пойду как есть, – охладил ее Фредерик. – Захочу носить бакенбарды – сам их и отращу.
– А вы действительно совершенно одинаковые? – спросила Роза. – Я встречала близнецов, но они все-таки заметно отличались друг от друга.
– Мы абсолютно одинаковы, мисс Гарланд. Во всем, кроме опиума. И кто знает – если бы меня так же искушали, и я мог бы пасть. Однако сколько времени? Пора идти. Благодарствуйте за ланч. Мы вернемся… скоро!
Они вышли. Роза задумчиво присела.
– Абсолютно одинаковы, – произнесла она. – Какие возможности… Черт возьми! Что там со временем? Я опаздываю! Мистер Тул будет в бешенстве…
Мистер Тул был актер и руководитель труппы, в которой она репетировала; по всей видимости, большой педант в соблюдении всевозможных правил. Роза накинула плащ и мгновенно исчезла.
Тремблер снова вышел во двор, и Салли осталась одна. Дом неожиданно затих и опустел. Мистер Бедвелл оставил на столе газету, и Салли ее раскрыла, с мыслью просмотреть отдел рекламы. Она увидела, что одна фирма под названием «Лондонская стереографическая компания» предлагает на продажу недавние портреты мистера Стэнли, знаменитого путешественника, и самый наипоследний портрет доктора Ливингстона; было еще некоторое количество предметов на продажу, но ни один из рекламодателей не додумался до драматических сцен и историй в фотографиях. Это будет их территория.
Тут ее глаза наткнулись на маленькое объявление.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ. Во вторник, 29 октября, пропала молодая девушка шестнадцати лет, худенькая, светловолосая и кареглазая. Одета или в черное муслиновое платье и черный плащ, или в темно-зеленое полотняное платье и башмаки с медными пряжками. Взяла с собой маленькую кожаную сумочку с инициалами В. Л. Любая информация будет с благодарностью принята мистером Темплом, Темпл и Кинг, Линкольнз-инн.
Салли похолодела, ей показалось, будто весь Лондон в этот миг смотрит только на нее. Надо где-то достать другую одежду! И не выходить из дома. Хотя, конечно, она не сможет вечно не казать носа на улицу, да и Лондон слишком велик…
Беда была в том, что она не знала, насколько можно доверять мистеру Темплу. Он казался хорошим человеком, и совершенно ясно, что отец верил ему, разве что дело об исчезновении десяти тысяч фунтов стерлингов (куда же они все-таки запропастились?) выглядело подозрительно; но она не могла быть абсолютно в нем уверена. Теперь ему, разумеется, известно, что она покинула миссис Риз, и в своем беспокойстве за ее судьбу он пойдет так далеко, что поместит ее под судебную опеку и сделает недееспособным лицом, – и что же тогда делать?
Хорошо, когда-нибудь она пойдет к мистеру Темплу и все ему объяснит; но до тех пор она будет жить здесь и избегать лишнего внимания к своей персоне.
Но сколько она сможет пробыть у Гарландов без гроша за душой?
Столько, сколько понадобится, если она отработает свой кров и стол.
Салли помыла посуду и принялась сочинять рекламные объявления во все большие газеты. Это ее немного подбодрило, а когда пришел клиент заказать свой предсвадебный портрет с невестой, Салли, вдохновленная примером Тремблера, продала ему заодно и стереоскоп. Скоро у них будет лучший выбор стереографии в Лондоне, клятвенно заверила его девушка. И жених ушел, завороженный.
Но в конце концов она поймала себя на том, что возвращается к своему кошмару: к той удушливой жаре, к темноте, к знакомому ужасу… И к новым подробностям: голосам.
«Где он?»
«Не со мной! Клянусь тебе! Умоляю! Он у друга…»
«Они идут! Поторопись!»
Слова, которые она понимала, хотя говорили не по-английски: невероятное ощущение, как будто видишь сквозь стену. Ну конечно! Это же был хиндустани! Они с отцом использовали его как свой секретный язык, когда она была совсем маленькая. «Где он?..» О чем это они? Может быть, о рубине? И что за друг? Невозможно понять. И лицо отца, такое молодое, такое яростное; и голос, который, оказывается, принадлежал майору Марчбэнксу…
