Тетушка с Кириллом посмеялись. Шура же улыбку только обозначила. Чтобы он не подумал, что ей интересны ее рассказы.
А он, как ни странно, за всю трапезу на Шуру ни разу и не взглянул. Более того, когда она чай разливала, он заметно напрягся, принимая чашку из ее рук. Даже поморщился. Брезгливо?
Она ничего не могла понять. Ну, то что она его игнорировать решила, было объяснимо. А вот почему он держится так, будто она невидимка? Ведь он был так любезен на балу!
Тут она напомнила себе, что на маскараде они оба были в масках. Он знать не знал, с кем танцевал. Может, перепутал ее с кем, принял за богатую невесту? А когда ошибку осознал, переменился. Вон как он отшатнулся! Почти так же, как она сама!
В том, что он узнал ее в тот же миг, она не сомневалась. Может, ему стыдно стало за прошлое свое поведение, вот он и растерялся?
Или… Пришедшая ей в голову мысль была столь ужасной, что Шура почувствовала холодный пот на спине. Нет, не может быть!
Или всё-таки может? Он принял ее за… Она даже мысленно не могла такое произнести. За падшую женщину?
Нет! Если это так, она будет ненавидеть его еще сильнее!
Но разум тут же встал на его защиту. А что еще он мог подумать, встретив ночью молодую девушку в публичном доме?
Ох! Ей захотелось выскочить из-за стола и убежать в свою комнату. Но постеснялась.
Теперь уже она смотрела на него не тайком, а в открытую, пристально. Ну, должен же он почувствовать ее взгляд и к ней обернуться. И понять, непременно понять, в каком состоянии она, Шура, сейчас!
Он, и правда, почувствовал, повернулся, но тут же отвел глаза, словно даже коснуться ее взглядом считал делом постыдным.
Она заморгала, отгоняя подступившие слёзы. Хоть бы тетушка вышла из столовой — тогда она осмелилась бы сказать ему несколько слов. Но Таисия Павловна не оставила гостя и на несколько минут. Так они и просидели за столом до самого его отъезда.
Собравшись домой, Кузнецов галантно поцеловал тетушке руку и с искренней приязнью раскланялся с Кириллом. А вот Шуру удостоил лишь холодного кивка.
За ним закрылась дверь, и Таисия Павловна с племянником разошлись по комнатам, а она всё стояла и стояла в парадной, прислонившись к стене. Ах, ну что за человек! Да как он мог?
Нет, она решительно должна с ним поговорить!
9. Прогулка
За завтраком тетушка попеняла Шуре на вчерашнее поведение:
— Ты, Александра, могла бы с гостем и поприветливей быть. Сама понимаешь — человек он полезный. Если здесь магазины открывать станет, может, и Кирюшу к себе возьмет. Всё тот при деле будет. А ты весь вечер такой букой просидела — не подступишься. Нет бы улыбнулась, про заграничное житье-бытье расспросила.
Шура подняла на нее полные слёз глаза. Но Таисию Павловну этим было не пронять.
— Ну, чего куксишься? Разве не правду говорю? Андрей Николаевич в своих европах, небось, к другим беседам с дамами привык. Не удивительно, что он на тебя и не взглянул. Кому такая молчунья понравится?
Шура отложила намазанную маслом булочку, отодвинула чашку с чаем.
— Ох, тетушка, не мучайте вы меня! Мы с господином Кузнецовым и до этого уже виделись.
Таисия Павловна от неожиданности свою булку выронила:
— Виделись? Где?
Шура буравила взглядом скатерть. Не сразу решилась сказать:
— В публичном доме. Помните, когда я за Кирюшей ездила? Андрей Николаевич тоже там был.
Тетушка руками всплеснула:
— Стыд-то какой! Да ты что же, дура, не могла извозчика туда отправить? Да как мы теперь Андрею Николаевичу в глаза смотреть станем? Да ведь он же невесть что подумать мог. А ну-как он тебя за гулящую девку принял? Ох, ежели так, не захочет он с нами знакомство водить. А ну, рассказывай всё обстоятельно.
Шура во время рассказа то краснела, то бледнела. Доставать из памяти эти унизительные воспоминания было так больно!
Тетушка задумчиво кивала.
— Вот что, Александра, сегодня Кирюша к господину Кузнецову с ответным визитом едет. Он с ним и поговорит. Раз уж они оба по таким местам шатаются, то как-нибудь друг друга поймут. А уж ты, будь любезна, если Андрей Николаевич еще раз к нам пожалует, веди себя как благовоспитанная барышня.
Брат уехал к Кузнецову, а Шура все два часа, что он отсутствовал, сидела как на иголках. Взялась за вышивание — рисунок испортила. Стала книгу читать — строчки запрыгали.
Даже Таисия Павловна и то нервничала.
Когда громко хлопнула входная дверь, и быстрые шаги Кирилла раздались в коридоре, они обе подались ему навстречу.
— Шура, собирайся! — брат улыбался. — Андрей Николаевич приглашает нас на прогулку. Его экипаж уже у крыльца!
Она головой замотала. Какая прогулка? Как можно? Да она и не одета для такого.
Но тетушка Кирилла поддержала.
— Чего сидишь? Не слышала разве — экипаж у крыльца! Ах, ну что за дуреха! Надень бордовое платье, к нему и шляпка есть! Дашка, ты где? Барышне волосы уложить нужно!
Бордовое платье было не новым, и на подоле была заплатка (маленькая, совсем незаметная), но для прогулки в экипаже ничего лучше у нее не было. Горничная быстро соорудила простую прическу у нее на голове.
— Ох, Александра Сергеевна, подумать только — вот и вы выезжать начали! А то как же! Нельзя такую красоту прятать.
К экипажу она шла, опираясь на руку брата. Голова кружилась, ноги подкашивались. Едва осмелилась посмотреть на соскочившего с сиденья Кузнецова. Едва догадалась протянуть ему руку.
— Рад снова увидеть вас, Александра Сергеевна, — голос у него сегодня был совсем другим.
Она затрепетала, когда он коснулся ее руки губами. Она была в перчатках, но поцелуй обжег.
Брат помог ей устроиться на сиденье, сел рядом. Кузнецов расположился напротив.
— Здесь восхитительная набережная, — сказал Андрей Николаевич, когда экипаж неторопливо повернул к реке. — Я в детстве очень любил по ней гулять. Тогда наша река казалась мне самой широкой на свете. Смотрел на корабли и мечтал побывать в дальних странах.
— Теперь, должно быть, — предположил Кирилл, — эта набережная производит на вас совсем другое впечатление. Думаю, в Лондоне река…
Он замялся, вспоминая, какая же река в столице Великобритании, и Шура подсказала:
— Темза.
— Да, Темза наверняка куда величественней.
Кузнецов засмеялся:
— Как ни странно, но нет. Темза кажется мне рабочей лошадкой — трудолюбивой, послушной. А здесь — простор, свобода. Боюсь, я не сумею объяснить.
У ворот губернаторского сада экипаж остановился. Андрей Николаевич выскочил первым, подал Шуре руку.
