– Да, это несколько неожиданно.
– А что известно про остальных? – спросил Самохин.
– Про каких остальных?
– Про остальных гениев.
– Может быть не все в итоге оправдали надежды? – Она почесала кончик носа. Вид у нее был озадаченный.
– Надежды своей патронессы? Не оправдали настолько, что о них нет никакого упоминания? Должны же были вестись какие-то записи.
Мирослава подняла на него взгляд, нахмурилась.
– Я проверю, – пообещала очень серьезно.
– Я тоже. – Самохин тоже не шутил. Что-то было во всей этой истории с юными гениями… что-то нехорошее.
– А вы зачем пришли? – Мирослава словно очнулась ото сна. – По телефону вы сказали, что хотели поговорить. О чем?
– О ком. – Самохин откинулся на спинку кресла, вытянул перед собой гудящие ноги. – Я хотел поговорить с вами о Максиме Разумовском.
– О Разумовском?! А что я могу вам о нем сказать? – Мирослава тоже откинулась на спинку стула. Взгляд ее сделался цепким, как будто не он, а она была следователем. – Я тогда была еще ребенком.
– Я знаю. – Он кивнул. – А так же я знаю, что вы были пострадавшей в деле горисветовского маньяка.
– Быстро вы. – Она усмехнулась.
– Работа у меня такая.
– И при чем тут Разумовский?
– Он пропал тринадцать лет назад. В тот же день, когда на вас было совершено покушение.
Она ничего не ответила, терпеливо ждала. Взгляд у нее теперь был как у того парня-айтишника. Собственно, ничего необычного в свете открывшейся Самохину информации.
– Тринадцать лет назад он пропал, а сегодня в затоне мы нашли тело…
Она побледнела, под глазами пролегли черные тени.
– В каком затоне?
Самохин ожидал, что она спросит, чье тело, но ее интересовало другое.
– На дне оврага течет речка, там есть затон, – принялся он объяснять, – со дна которого сегодня подняли неопознанное тело. Хотя я почти уверен, что это Разумовский. Мирослава Сергеевна, вам нехорошо? Может, водички?
– Не надо водички, – сказала она сиплым, каким-то механическим голосом. – Все нормально. Я просто немного… ошарашена. Как вы его нашли?
– Тело?
– Тело. – А ведь это вполне логичный вопрос. Кто бы стал искать покойника на дне тихого омута?! – Вы же сами сказали, Разумовский пропал тринадцать лет назад. Так почему вы решили поискать его там… в том месте?
И вот что тут ответишь? Начнешь задвигать про интуицию и чуйку?
– Я нашел на берегу вот это! – Из кармана Самохин вытащил кипу рисунков.
– Что это? – Мирослава подалась вперед, чтобы получше рассмотреть его находку.
Когда раньше ему казалось, что она побледнела, он ошибался! Побледнела она не тогда, а сейчас, когда взгляд ее остановился на рисунке. И пальцы ее дрожали, когда она осторожно перебирала выложенные на столе листочки.
– Это я вас хотел спросить, что это, Мирослава Сергеевна, – начал Самохин вкрадчиво. – Когда я нашел эти художества, они были сложены в бумажные кораблики. Кто-то сначала рисовал рисунки, а потом делал кораблики и пускал их по течению. Судя по состоянию бумаги, в разное время. Даже в разные дни. Как думаете, чьих рук это дело?
– Не знаю. Ума не приложу!
Она ответила слишком поспешно, чтобы убедить его в своем неведении. Мирослава знала, кому принадлежат рисунки. Знала, но почему-то не желала делиться с ним этой информацией. Ничего, он не станет давить. Не сейчас.
– А где, вы сказали, их нашли? – прохрипела она.
– На берегу того самого затона. Вы спрашивали, как я обнаружил тело? Вот так и обнаружил. Сначала эти кораблики, потом некую странность… – Он сделал многозначительную паузу, дожидаясь, пока Мирослава спросит, какую именно странность, но она молчала. Пришлось продолжать. – Там любопытная природная аномалия, в этом вашем затоне. Водовороты. Вы не замечали?
Она замечала. Сто процентов – замечала, но отчего-то упорно отказывалась это признавать.
– Какие именно водовороты?
– Такие… небольшие, но приметные. Вода в них закручивается по часовой стрелке.
– А как должна? – спросила она совсем уже севшим голосом.
– А должна против.
– И из этого вы сделали вывод, что на дне лежит тело?
Нет, про тело ему подсказали мертвые ангелы с проволочными крыльями, но как о таком расскажешь этой девочке?
– Знаете, мой дед был заядлым рыбаком. – Самохин решил начать издалека. – Каждое лето я бвал с ним на рыбалке. И каждая рыбалка – это увлекательные рассказы.
Она не перебивала, слушала очень внимательно. Как будто он читал ей лекцию, а не травил байки, как его дед.
– Дед рассказывал про то, как опасны бывают водовороты. Что они почти никогда не возникают на ровном месте.
– А как они возникают? – спросила Мирослава.
– Из-за особенностей рельефа дна. Напоминаю, я не знаю это доподлинно, все со слов моего деда. – Он улыбнулся доверительно и слегка виновато. – На дне водоемов бывает что-то вроде гигантских нор. Вот из-за них и возникают турбулентности. И стоит только человеку попасть в такой водоворот, все, пиши – пропало!
– Почему?
– Затянет. Сначала под воду, потом и в нору под землю.
– Ужас какой. – Она и в самом деле боялась. Верила ли в его байки – дело другое, но боялась точно.
– Вот я и подумал, раз на затоне бывают такие водовороты, то всякое могло случиться… – Он многозначительно замолчал, поражаясь собственной изворотливости и смекалистости.
– Когда? – спросила Мирослава.
– Тогда. – Ответил он. Мог бы сделать многозначительную паузу, но не стал. – Тринадцать лет назад на вас напали неподалеку от затона.
– Не вижу связи. – Она помотала головой, словно стряхивая наваждение.
– На вас напали, а возможный преступник пропал без вести.
– Разумовский? – Мирослава склонила голову на бок.
– Вы тогда так и не дали внятных показаний, – сказал Самохин мягко.
– Я была еще ребенком.
– Понимаю. – Он кивнул, пошарил по карманам и, не найдя сигарет, сложил ладони на коленях. – Но сейчас вы взрослая и, мне кажется, очень здравомыслящая девушка. Возможно, за эти годы вы что-нибудь вспомнили. Или что-то могло измениться в вашем мировосприятии.
– Я не вспомнила, – сказала она довольно резко, и Самохин подумал, что не такая уж она взрослая и здравомыслящая. Как бы ни хотелось Мирославе Мирохиной отгородиться от прошлого, детская травма все равно давала о себе знать. – И при чем тут Разумовский? Вы предполагаете, что это он тогда нападал на детей?
