Вторая причина была туманнее, но от этого не казалась Мирославе менее вероятной. И с каждым прожитым днем она все сильнее утверждалась в своих подозрениях. Она точно знала стартовую точку всех своих прошлых и нынешних проблем.
Стартовая точка для нее ознаменовалась смертью. Мирослава умерла, но ее вернули. Возвращали долго, с отчаянной и яростной настойчивостью, стоившей ей нескольких сломанных ребер. Вернули, выдернули из мира теней в мир света, но, кажется, она все равно прихватила с собой клочок тьмы. Это было что-то страшное, не позволявшее Мирославе спать. И вот тогда в ее жизнь уверенной походкой вошли мозгоправы!
Первый был тот самый бабушкин знакомый психиатр. К нему Мирославу пару раз в месяц возил дядя Митя. Психиатр был по-своему хорош, но до конца не понимал глубины Мирославиной травмы. И тогда подключился Всеволод Мстиславович. Это ведь он познакомил Мирославу с модным и, как она потом узнала, очень недешевым психологом. Именно он поначалу оплачивал и дорогу в Пермь, и сеансы. Это уже потом Мирослава начала зарабатывать достаточно, чтобы рассчитываться с психологом самостоятельно.
Сеансы помогали. Она научилась не бояться и перестала просыпаться по ночам в холодном поту от приснившегося кошмара. Она научилась архивировать свои чувства, мысли и страхи и прятать их в кладовку с ментальным барахлом. В какой-то момент она начала это делать так хорошо, что напрочь забыла, что там хранится в этих пыльных коробках! Из полного спектра обычных человеческих чувств у нее осталась только тлеющая, но до конца необъяснимая ненависть к Славику.
Психолог объяснял Мирославе, где искать корни этой тихой ненависти. Он объяснял, а Мирослава боялась, как бы то же самое он не объяснял еще и Всеволоду Мстиславовичу. Но, судя по тому, что лояльность и симпатии босса к ней только крепли, психолог высоко ценил врачебную тайну. На самом деле он был хорош во всем, кроме одного. Чтобы разобраться с проблемой окончательно, Мирослава хотела вспомнить, а он заставлял забыть саму причину проблемы. Ей это казалось в корне неправильным. К тому времени она уж прочла не один десяток книг по психологи и даже психиатрии, прошла не один курс по самопознанию.
Курсы она впоследствии сочла бесполезной тратой времени и денег, хотя они тоже кое-чему ее научили. Вот хотя бы коммуникации и контролю. Но больше, чем психолог, для Мирославы не сделал никто. Оставалось лишь убедить его в собственной правоте, оставалось заставить вернуть ей украденные воспоминания. Она была взрослой и она была готова к тому, чтобы узнать правду. И психолог, кажется, тоже уже был готов сдаться, но вот беда – он трагически погиб. Его смерть стала трагедией и для Мирославы тоже. Она потеряла не только консультанта, но и друга. А еще она потеряла надежду. Самые важные воспоминания так и остались пылиться под замком в железной коробке, а Мирослава так и не получила ключ. Наверное, именно поэтому она без колебаний дала свое согласие на работу в Горисветово, принимая из рук Всеволода Мстиславовича тисненую золотом визитку другого не менее дорогого и не менее именитого психолога. Шеф пекся о ней с самого ее детства почти так же сильно, как дядя Митя, но иначе. Его опека выражалась в денежном эквиваленте, по-другому он не умел.
А Мирослава согласилась! Еще не так давно это назначение показалось бы ей падением с Олимпа на грешную землю. Еще не так давно с местом, где прошло все ее детство, у нее ассоциировалось все самое плохое, самое мучительное, все то, от чего она так старательно уезжала на своем воображаемом танке. Но тогда это решение показалось ей единственно верным. Чем ты ближе к эпицентру событий, тем проще взломать чертов замок на ящике с воспоминаниями.
Кто ж знал, с чем придется столкнуться… Если бы знала, то никогда и ни за что! Потому что она не безмозглая дура, а очень здравомыслящая особа. Была здравомыслящая… До тех пор, пока не вздыбилась и не зазомбовела. До тех пор, пока не начала вспоминать…
Вот и сейчас она вспомнила…
– …Почему ты не кричишь, мелкая?
И тычок в спину, прямо между лопаток. И вкус сырой земли на губах, потому что упасть красиво не получилось. Потому что упала лицом в грязь. И не сама упала, а помогли. Вот Славик и помог.
Это ли не повод для мести? Застарелая детская травма? Настолько ли она травматичная, чтобы ради будущей мести переживать то, что случилось минувшей ночью, ломать и травмировать себя заново? Мирослава не знала. Вернее, пока не решила. Здравый смысл и холодный расчет выручали ее раньше и выручат сейчас. Но для этого нужно улыбнуться, расслабиться и снова стать послушной заей. На время, просто, чтобы усыпить бдительность.
У нее получилось. Кофе Славику варила уже не мелкая и не тигрица, а зая. Варила и боролась с острым желанием сыпануть в чашку крысиного яду. Вот такая она была коварная зая!
– Думаешь, это тот же самый маньяк? – спросил вдруг Славик.
Он сидел за круглым столиком, подперев кулаком щеку. Вид у него был задумчивый.
– Какой тот самый? – Она не стала оборачиваться. Просто, чтобы он не увидел выражения ее лица.
– Тот, который орудовал тут тринадцать лет назад. Зая, не прикидывайся дурой! Твоя память ведь до сих пор при тебе?
Мирослава хотела было сказать, что не вся память, но решила промолчать. Вместо этого она поставила перед Славиком чашку с кофе, разведенным сливками. Все, как он любит. Все, что так бесит ее.
– Я не знаю, – сказала она, садясь напротив. – Не знаю, что думать.
– Зато я знаю. – Славик смотрел прямо ей в глаза. – Я думаю, что ты в большой опасности, зая.
Он говорил это очень тихо. Тишина нужна была для того, чтобы в полной мере насладиться ее ужасом.
– Почему? – У него ничего не выйдет. Если Мирослава чему-то и научилась, так это скрывать свой страх.
– Потому что он тебя тогда не добил. – В голосе Славика слышалось сочувствие. То специфическое сочувствие, которое очень плохо маскирует наслаждение чужой беспомощностью.
– Он добил. – Она улыбнулась невозмутимой улыбкой, на мгновение выпустив из клетки тигрицу. – Он убил меня, Славик. Ты тоже запамятовал.
– Не до конца. – Славик еще не разглядел тигрицу, он все еще загонял в темный угол беспомощную заю. – Он убил тебя не до конца.
– До конца. Я была мертва около четверти часа, а потом меня реанимировали. – Из последних сил Мирослава старалась, чтобы голос не хрипел. Иногда у нее получалось это контролировать. – Но я все равно не понимаю, к чему ты клонишь.
– Я клоню к тому, что он может прийти за тобой, зая. – Славик накрыл ее ладонь своей, сначала накрыл, а потом с силой прижал к столешнице.
В этот момент Мирослава поняла, почему он никогда не откажется от их отношений, почему, вероятно, даже решит на ней жениться. Ради вот этих моментов, когда можно поддерживать и контролировать ее страх. Он ведь тоже не дурак. Ему куда интереснее загнать в угол тигрицу, а не безмозглую заю. Это новая версия игры под названием «Почему ты не орешь, мелкая?», новая, куда более увлекательная и изощренная.
