Итак, жар, свист, Kill, Bill. Ласковым лаком Наташины ноги крайне мучительно привлекали взгляд. Каково начало?
Нет, плохое начало. Тем более не мое. Контрабандой вывез и блеск, и лоск. Но вообще начал правильно – снизу. Поднимемся выше. Очерк бедра. Краткий очерк бедра. Разверстый глобус ягодиц, и розовый жар между ними. Сестра, положите на лоб мне вашу прохладную руку. У меня не жар, у меня хуже – температура, корона, отдельная от жены спальня, общая шестая палата. Сестра, у меня хуже. Сестра, мне лучше. Сестра, какие у вас прохладные мягкие губы. Но не пускайте Элю и Катю. Вдруг им станет хуже.
Вернемся к нашей маленькой речи для айфона, ибо времени немного. А который час?
Живот, сам по себе прекрасный, но знакомый с несправедливостью взгляда: он всего лишь предисловие, приглашение на вальс, изобретение казни – это если цензурой допущено одно только предисловие из всей книги. Хрупкие скулы тазовой кости никогда не будут озарены единственной, тайной улыбкой. Идите прочь.
Нет, начну с самого низа. Наивные туфли-шанельки, как выпросила у меня Наташа, как выпросила у мамы Катя, как же они все похожи сестра и вы тоже. Провинциальная девочка, прочитавшая в журналах о том, как «привлечь» мужчин, старательно оголяет то одно, то другое, сидя с бокалом в вечернем приморском кафе, улыбаясь милым, наивным лицом. Сходи купи еще бутылку, ждать нужно долго, жизнь коротка. Туфли-шанельки, открывающие лишь пятку и скрывающие само волшебство, саму суть женственности, последний предел, за которым сливаются в единое сияющее целое виденные мной идеалы: верхнюю часть ступни, подъем, по мягкому склону которого моя душа скатывается на самое дно где только мягкий мягкий розовый свет через воду. Единое сияющее целое представлено в двух экземплярах. Говорят, что правая ступня немного длиннее левой. Я обойду весь свет и все равно вернусь к ней. Но туфли эти сними. Идти нам с тобой далеко.
Вот сейчас уже есть какое-то начало. Нужно было только спуститься на самое дно моей коронованной бездны. Можно писать тебя дальше. Завтра забудешь, кто тебя короновал. Телесный низ и духовный верх. Кто кого? Телесный низ победил духовный верх. Винительный, обвинительный падеж. Как-то это называлось, есть специальное слово для обозначения такой конструкции. А кстати вот еще какая конструкция: старинная стиральная доска, собранная в трехмерный пучок – на ее рифленом вертикальном вертеле прокручиваются в соковыжималке приглашенные на вальс фрукты. Не знаете? А то дальше (мы двигаемся нелинейно) – маленькие груди, похожие на половинки разрезанного грейпфрута. Интересно, что будет, если выжать разрезанный глобус? Я выжал из своего воображения все соки.
Проведем простейшую аналогию с творчеством. Трудно описать грудь – мы вылепим ее заново на вращающемся гончарном круге который крутится крутится. Из глины же или из чего-то там. Грубый кусок, почти как ребро, кладется мной на винтажный алтарь вознесения. И дальше начнется кустарщина. Я изобретаю казнь и топчусь с тобой по кругу, глиняная моя душа. Конечно же, ты пока всего лишь заготовка. Еще лепить и лепить, кружить и кружить кружить и кружить.
Как плохо это все. Расписываюсь во всех возможных видах бессилия. Глиняный мини-колосс, уродливый слепок мечты, криво упал и замер. Но я ведь пока только расписываюсь. В первый раз почти ни у кого не получается. Это скажет вам любая умная и нежная женщина-критик. Эля вообще говорила мне это всю жизнь. Ваша дама убита, ласково сказала Эля. У нее Фру-Фру-страция. Ваша лошадь сдохла слезь.
Но должно же у меня получиться. Должен ведь я сделать так, чтобы ты была, чтобы хоть одна из розовых, разных была настоящая и побыла со мной! Сестра побудьте со мной я доплачу за отдельную палату и дополнительный час. А кстати, который час? Где я вообще?!
Несчастный одинокий увы ходит в ванную по ночам только для того чтобы помыть руки пойду вымою руки никакого монашеского каламбура всего лишь инструкция приведите себя и свое рабочее место в порядок после акта творения корона готова осталось ее надеть корона надета осталось умереть замереть как змея как сестра посвистите еще посвистите сестра я люблю вас сестра посвистите со мной посвистите.
Сестра посвистите Элю и Катю. Сестра не пускайте Элю и Катю. Вдруг я заразный. Какие у вас прохладные мягкие губы, сестра. А вы не боитесь?
Эй сестра лезь ко мне на нары.
56
Я катаюсь на самокате. Самокат мой друг. Я люблю Москву.
Я здесь родилась. Я хорошо ее знаю. Раньше я много ходила пешком. Теперь я много езжу на самокате. На самокате быстро. Он продувает голову. На самокате почти нет мыслей. Или только хорошие.
Я еду по тротуару. Я смотрю на девушек. Они хорошие и красивые. У них красивые платья и прически. Девушки смеются. Девушки идут с детьми. Нет, с детьми идут женщины. Девушки идут с мужчинами. Девушки держат мужчин за руки. Мужчины тоже хорошие и красивые. Дома я тоже держу Лешу за руку. Леша тоже хороший и красивый.
Еще есть электрические самокаты. Они большие и быстрые. На них папы катают детей. Мой самокат обычный. Он маленький и не быстрый. На нем нельзя катать детей. Я тоже хочу электрический самокат. Но Леша говорит, не надо. Электрический самокат тяжелый. У него может сесть батарейка. И я останусь одна на улице. Без самоката. Я так не хочу. Поэтому я катаюсь на обычном самокате. Он не оставит меня на улице одну. Потому что он мой друг.
Я еду в центр. Я люблю Старую Басманную улицу. И Новую Басманную улицу я тоже люблю. Старая Басманная красивая и старая. Новая Басманная тоже красивая и новая. На Новой Басманной улице хороший тротуар для самоката. Гладкий и все время под горку, если домой. Если в центр, то в горку. Но все равно легко. Я еду по Новой Басманной вверх на Садовое кольцо.
На Садовом кольце очень широкие и красивые тротуары. Их построил Юрий Семенович. Так говорит мама. Это сарказм. Леша не понимает сарказм. Мама не любит нового мэра. И старого тоже не любит. А мне все равно. Я просто люблю эти широкие и красивые тротуары. По ним ходят семьи с колясками. В одной коляске иногда сразу двое детей. Садовое кольцо очень красивое. Оно притягивает взгляд. Я еду по нему вниз. Проезжаю Курскую и Таганскую. Поворачиваю направо к реке. И приезжаю к высотке на Котельнической набережной. Она очень большая и красивая. Ее построил не Юрий Семенович. Я стою возле высотки и любуюсь ею. Вокруг много людей с кинотехникой. Они снимают кино. Они заходят в высотку. Вот было бы здорово зайти с ними. Подняться на крышу и посмотреть на Москву сверху. Я еду дальше. Я еду домой.
Леша тоже хочет кататься со мной на самокате. А я люблю кататься одна. С тех пор, как вернулась из роддома. Тоже одна. Леша волнуется за меня. Я не каталась два дня. Чтобы он не волновался. Леша молча смотрел на меня два дня. Потом сам сказал, чтобы я каталась. Пускай одна. Леша мой друг.
Я еду по Садовому кольцу. Я люблю Красные Ворота. Тут тоже очень большая и красивая высотка. От Красных Ворот хорошо катиться вниз. В центр. По Мясницкой. До Чистых Прудов. На Чистопрудном бульваре много разных людей. Мужчин и женщин. Они тоже часто с детьми. Я еду на Покровский бульвар. Тут тоже женщины и дети. Я еду дальше в свои любимые переулочки. Лялин. Большой Казенный. Яковоапостольский. Подсосенский. Это мои любимые покровские переулочки. Тут очень красиво и тихо. Я бы хотела здесь жить.
