Рвёт моё платье, обнажая ноги. Вновь наваливается всем своим телом. Но я не та уже. Я не буду плакать. Я буду сражаться. Тянусь к его шее. Она пахнет кислым, застарелым потом. Открываю рот, что есть сил, вбирая в себя его плоть. Кусаю. Кусаю так сильно, что во рту становится солоно от крови.
— Сука! — кричит дядя.
Отшатывается от меня. Дышит тяжело, словно загнанный зверь. Молча друг на друга смотрим. А потом сверху раздаётся незатейливая мелодия — телефон звонит.
— Я вернусь, — говорит дядя. — Ты не сможешь сопротивляться вечно. Вернусь, все будет иначе.
Поднимается. Крышку люка захлопывает за собой. Говорит по телефону наверху, наверное в погребе плохо ловит. Я не прислушиваюсь. Я думаю о том, что он сказал. О том, что он прав. Он сильнее меня и сопротивляться я долго не смогу.
— Лучше сдохнуть, — шепчу яростно.
А потом рву платье. Ему и так изрядно досталось, поэтому на полосы оно расходится легко. С длинными лоскутами поднимаюсь наверх. На крышке — ручка. Обматываю её полосами ткани, переплетаю их, стягиваю, а потом привязываю к верхней ступени лестницы. Здесь все добротно сделано, на совесть, первый натиск выдержит. И это явно лучше, чем ничего.
Когда дядя возвращается, я дрожащими руками продолжаю свою работу, все кажется, что мало, больше надо. Дядя дёргает крышку, понимает, что я сделала и витиевато ругается матом.
— Дура, — кричит он. — Я вернусь и привезу болгарку! А ещё лучше, я просто заберу твою дочь! И уж она точно будет послушнее тебя, она будет хорошей девочкой!
Он лжет, шепчу себе я. Он не доберётся до Веры теперь. Слезаю с лестницы. В куче тряпья нахожу старое, погрызенное мышами одеяло, заворачиваюсь в него и жду. Жду, когда мой будущий муж заберёт меня из этого ужасного места, а уж в этом я ни на секунду не сомневаюсь.
Глава 47
Шерхан
Кровь стучит в висках громко.
Дорога до дома Вяземских занимает одиннадцать минут.
Одиннадцать долбаных минут, но я все ещё верю, будто успею, вдавливая педаль газа до упора в пол, выжимая из тачки все, на что она только способна.
Сигналю, пролетая на красный несколько светофоров, чудом избегая аварии. Я не смотрю в зеркала заднего вида, вообще ничего не вижу, кроме дороги впереди.
В поворот вхожу на скорости, машина кренится, но все же равновесие выдерживает.
Дом Вязеских возвышается над забором, тёмный, мрачный, ненавистный.
Дом, в котором, блять, сколько секретов, что его проще снести, с землёй сравнять.
Внутри клокочет злость, ярость даже, и каждое движение мое пропитано этим чувством.
Я залетаю внутрь, бесполезная охрана шарахается в разные стороны от меня.
Мне орать хочется, выбить из каждого душу, но голос впервые в жизни меня предает, когда я слышу, как надрывно кричит дочь.
Мать стоит посреди гостиной с ней на руках, пытаясь укачать, а Иман во всю силу лёгких надрывается, ее крохотное лицо раскраснелось и сморщилось, точно ей больно.
Мать с Надей спорили о чем-то на повышенных тонах, ребенка поделить не могли.
— А нечего было ее вчера заставлять жирное мясо есть, — кипятилась Надя, а мать почти рычала в ответ, исступленно качая дочку на руках:
— Нормальная мать есть должна! У нее молоко пустое!
От женских криков башка разрывалась, я смотрел две секунды на все это безобразие, а потом рявкнул:
— А ну, успокоились все!
Мать и Надя разом смолкли, и только дочка, заслышав мой голос, заблажила ещё сильнее.
Я руки к дочери протянул, взял осторожно у матери и к себе прижал. Она все такая же невесомая была, моя дочь. Я прижал ее к себе, ощущая тепло, исходящее от младенческого тела.
— Папа здесь, — сказал четко, а Иман вдруг перестала плакать и на меня уставилась. А я представил на миг, что будет, если Лиза…
И все внутри окаменело точно, на задний план все отступило: проблемы с законом, оружие, менты, Чабаш.
Я Лизу должен был спасти во чтобы то ни стало. Ради нее. Ради себя, ради дочери, что на руках моих сейчас лежала.
— Давай мне, сынок, — мать руки протянула, чтобы обратно ее забрать, — я ее водой напою пока, она есть хочет.
Я хотел было сказать, что Лизе врач запретил, а потом запнулся. Без молока дочери никак, ей, наверное другая еда нужна, смесь? Блядствто, что делать?
— Ты уж найди ее, — Надя, бледная, с растрепанными седыми волосами смотрела на меня растерянно, — Лизавету нашу…
— Найду, — в этом я даже не сомневался. Сейчас я сдохнуть был готов, но найти свою жену.
Обернулся, глядя на своих бойцов.
— Где? — выхватил глазами Анвара. На него был зол. На себя. На всех вокруг. Зачем послушался идиотских советов, знал же, нельзя ее одну оставлять, Белоснежку свою.
— В комнате родителей.
Мы молча поднялись вдвоем. Зашёл в комнату, здесь мне не нравилось находиться, я ее избегал старательно. Казалось, дух Вяземский тут особенно чувствуется, концентрат. Я знал, что виновен в смерти человека, который тут жил, делил кровать со своей женой, растил дочь. Жену мою растил.
Глянул на стену: одна панель отошла, за ней проход, сухой, пыльный. Ощупал замок, провел по нему пальцами. Изнутри его просто так не откроешь, хитрый механизм, только с ключом, а снаружи — легко, если знать, где защёлка.
Но Лиза, скорее всего не знала. Чертов дом…
— Вот зачем он тогда приходил, — дошло до меня, — за ключами. А потом через туннель свалил, сучара.
— Пацаны взяли видео с камер наблюдения, — заговорил Анвар, — мы знаем номер и марку автомобиля. План "Перехват" объявлен…
— Мало. Нужно что-то ещё сделать. Его надо на ноль помножить, он совсем рамсы попутал.
Достал мобилу, включая фонарь, и пошел вперёд, по туннелю. Он спускался вниз, под землю, достаточно широкий, чтобы я не задевал плечами стен и не касался головой потолка.
— Долбаные князья, — выругался, на ходу ускоряясь, коридор сделал два поворота, затем я упёрся в лестницу. Поднялся по ступенькам, толкнул дверь и оказался в старом сарае.
Вышел на улицу, вокруг снега по колено, и следы, много следов. Вот здесь он ее волочил, вот тут машина стояла…
Глаза закрыл на мгновение, от ощущения собственной беспомощности и бесповоротности случившегося колбасило. Раньше я считал себя непобедимым. Косяков не было, когда отвечаешь только сам за себя. С семьёй — ты слабее. С любыми людьми — слабее во сто крат. Я раскрылся, стал уязвимым.
И пострадали от этого все.
— Идём в дом, — кивнул Анвару, шедшему следом. Мы обогнули участок: соседний, заброшенный, он стоял впритык к саду Вяземских.
