…Царев в своем спортивном кимоно – сильный, быстрый, красивый – грациозно укладывает на пол своего противника и еле заметно улыбается мне, ища одобрения в моих глазах…
И это тоже было подстроено? Закрытый клуб, в котором остались только мы вдвоем? Слишком красиво, чтобы быть совпадением! Дура, какая же я дура!
…Дождь хлещет вокруг нас, а я прижимаюсь к горячему телу Кирилла, чувствуя, как стучит его сердце, и медленно касаюсь его губ своими…
Ловко втерся в доверие, заморочил мне голову, и я, как крыса за дудочкой, сама пошла к нему домой. Если бы не лопнувшая труба, Царев выиграл бы свой спор еще вчера.
Одна песня на двоих, теплый смех, сообщения, от которых билось сердце, удивительный сюрприз с подаренными линзами, его футболка на мне – все это было иллюзией, враньем, мусором, который надо выкинуть! И я выбрасываю. Стиснув зубы, представляю, как удаляю все эти файлы из памяти, и они летят в корзину, распадаясь на нули и единички.
И только на один файлик у меня не поднимается рука. Широкая кровать, ласковые умелые руки, абсолютное доверие и хриплый нежный шепот. Горячее прерывистое дыхание Кирилла и я, стонущая от удовольствия…
Это было слишком. Это моё. Я никому не отдам это воспоминание и не позволю запачкать его. Я просто буду упрямо верить, что случилось чудо и на этот час Царев действительно превратился в того, кого я полюбила. А потом вновь стал самим собой – трусливой самодовольной мразью. Ненавижу его, ненавижу!!!
Я опять заплакала. Уже молча, без рыданий – только чувствуя, как намокает подушка, в которую я уткнулась.
Как завтра идти в университет? Как выдерживать сальные взгляды, многозначительные ухмылки и шепотки за спиной? Внезапно я вспомнила, что Марго успела щелкнуть меня на телефон, когда я выходила из ванной, и от ужаса и паники меня затрясло. А если она всем покажет? А если все будут меня обсуждать? А если надо мной будут открыто смеяться?
Я не смогу. Не смогу. Я слабая, сломанная и опозоренная.
Не смогу.
С этими мыслями я провалилась в тяжелый вязкий сон, из которого вынырнула только ближе к вечеру. А когда обеспокоенная мама принесла мне градусник и померила температуру, выяснилось, что у меня 39. Кожа горела, губы пересохли и покрылись коркой, меня трясло и, когда я пила морс, заботливо поставленный мамой у кровати, зубы стучали о край стакана.
«Вот и хорошо. Небольшая отсрочка. Может, мне повезет, и у меня будет воспаление легких. Тогда меня увезут в больницу, я буду там лежать долго-долго, а потом умру. И все это наконец закончится. Хоть бы, а!»
Всю ночь у меня держалась температура, и сквозь мутный горячечный сон я периодически ощущала на лбу мамину руку и осторожные касания прохладной влажной ткани, которой она меня обтирала. Утром стало легче, но в университет я, конечно же, не пошла. К своему невыносимому облегчению.
Родители ушли, и дома была непривычная тишина, от которой закладывало уши. Думать ни о чем не хотелось, поэтому я снова закрыла глаза и через какое-то время провалилась в сон. Проснулась уже ближе к обеду – мокрая, как мышь, зато без температуры. Неожиданно захотелось есть, так что я соскребла себя с кровати, кое-как умылась, отправилась на кухню и поела немного холодных котлет, запивая их холодным же молоком.
Помирать на сытый желудок расхотелось, и я начала размышлять о том, что у меня явно не воспаление легких – скорее всего, что-то нервное, вызванное вчерашним стрессом, наложившимся на позавчерашний стресс. Черт, да вообще с того момента, когда Царев обратил на меня свое внимание, у меня не жизнь, а сплошной непрекращающийся стресс! Жаль, что это недостаточно убедительная причина для больничного. Еще пару дней я смогу убедить маму, что мне плохо, но потом она заподозрит неладное и выпнет меня на учебу. Да и есть ли вообще смысл в этих двух днях, если рано или поздно мне все равно придется пойти в университет? Может, лучше сразу: прийти, испытать весь этот ужас и жить дальше? Как пластырь оторвать – раз, и всё!
Я вздохнула. Идея-то хорошая, но как мне надо себя вести, я не понимала. Делать вид, что ничего не случилось? Делать вид, что еще как случилось, но мне все равно? И как, скажите, смотреть на Кирилла, если я его случайно встречу в коридоре?
Мои мысли прервались звонком в дверь, и у меня тут же дико заколотилось сердце. Я никого не ждала! Если только это не… Нет, не может быть, он не посмеет. И я его не пущу! Даже дверь не открою! Даже слова не скажу! Нет, скажу. Скажу, чтобы убирался и никогда не показывался мне на глаза, потому что я его ненавижу!
Я прильнула к глазку и, увидев, кто там стоит, выдохнула со странным чувством, похожим на смесь разочарования с облегчением.
– Привет, – я распахнула дверь и настороженно посмотрела на одногруппницу. Полненькая Ульяна, казавшаяся еще шире в своем розовом пуховике, неловко переминалась с ноги на ногу.
– Привет, – робко улыбнулась она, – с тобой все хорошо? Тебя в универе не было и телефон не отвечал. Я решила зайти. Спросила у куратора адрес, и оказалось, что мы с тобой рядом живем. Представляешь? У меня на Автозаводской дом, ты наверняка видела. Такой высокий, серый, прямо рядом с остановкой!
– Кто тебя послал? – резко перебила я одногруппницу. – Лена? Марго? Мало им моих унижений, да?
– Кристин, ты чего, – пролепетала Уля, испуганно моргая, – каких унижений? Просто тебя не было, и я решила…
– Не надо врать, я не верю, что в универе уже про меня всё не растрепали. Что говорили? Что я доверчивая дура? Что меня любой может на постель развести, да? – я почти кричала, понимая, что срываюсь, но тут Уля вздохнула и неожиданно строго и прямо на меня посмотрела.
– Я не слушаю, что говорят наши девочки, – очень спокойно произнесла она, – и тебе не советую. Они вот говорят про меня, что я жирная тупая корова. Но я ведь знаю, что это не так. Значит, все остальное, что они говорят, такая же глупость. Им просто нужно над кем-то поиздеваться, вот и все.
Я, раскрыв рот, смотрела на Ульяну, как на восьмое чудо света.
– Не хочешь выпить чаю? – наконец спросила я, отмерев. Она кивнула, и я буквально втащила одногруппницу за рукав в нашу прихожую.
Провела на кухню, налила чаю, поставила на стол печенье и села рядом на табуретку, поджав под себя ноги. Мне хотелось поговорить с Улей, но я не очень понимала, с чего начать, поэтому молчала. Она тоже молчала, неторопливо отхлебывая чай из щербатой кружки.
– Я…не замечала, что наши девчонки говорят про тебя такое, – наконец проговорила я.
– А они говорят, – откликнулась Уля, как будто совершенно этим не расстроенная, – и издеваются надо мной все время. Ты разве не замечала, что я на парах обычно одна сижу?
Мне стало неловко: честно говоря, я мало внимания обращала на то, где сидит одногруппница. И на то, смеются ли над ней наши девчонки.
– И когда меня тошнило на посвящении, – продолжала она, – только ты согласилась помочь. Я даже думала, что мы потом подружимся, но ты не захотела.
