После знакомства Николай Иванович с невозмутимым видом открыл бутылку виски, с жадностью поглотил за раз грамм семьдесят, а после пробурчал с напускной сердитостью:
— Потерпим и Аладдина, лишь бы она, наконец, счастлива была.
В том, что "Аладдин" по уши втрескался в Леську, не сомневался даже Град. Это, как говорится в народе, было заметно по глазам. А уж когда Алеся без всяких ЭКО и прочих стимуляций забеременела и благополучно родила Катьку, Айдына в семье полюбили крепкой и настырной "градской" любовью.
Серега за сестру не то чтобы радовался, он ею был горд до вершины горы Эверест. Причем туда и обратно, и снова наверх.
Только вот нестыковка… Утешившись счастьем дочери, семейство Градских замерло в ожидании, что и у Сергея все сложится. Потому все, включая по- прежнему периодически бубнящего о брошенной на произвол империи отца, скоропостижно обрадовались его затянувшейся интрижке с Ириной — одним из психоаналитиков, работавших с Сергеем после аварии.
— Ты, конечно, не мог ее не тр*хнуть. Ну, ясно-понятно, она ведь женщина. Хорошо, что второй мозгоправ мужчина, а то не обошлось бы без конфуза, — не удержался от своих убойно-саркастических рассуждений отец.
В действительности, в "новой жизни" Сергея странным образом тешило это его неизменное ворчание. Было бы неприятно, если бы начал осторожничать, жалеть и опасаться поддеть плотину.
Жизнь летела, как когда-то…
— А ты… Один будешь? — с робкой, плохо скрываемой надеждой спросила мать, возвращая его в реальность.
Подобные бесхитростные приемы не впервые использовались ею. Серегу они не беспокоили и вообще никак не задевали. Он просто знал, что никогда не приведет Ирину в родительский дом. Незачем — вот и все.
— Как всегда.
— Хорошо, — быстро согласилась мать, будто от нее в этом вопросе что-то зависело.
На самом деле, чтобы там отец ни транслировал относительно его нездоровой тяги к женскому полу, изначально Град Ирину Геннадьевну Окунь в сексуальном плане не рассматривал. Она вытянула из его нутра столько грязи и мерзости, трудно было в глаза смотреть, не то что опускаться ниже.
Но годы спустя мрачные детали и некомфортные ощущения размылись. Все "прошлое" обесценилось и утратило важность, оставив после себе лишь пустую оболочку. Жизнь столкнула их на каком-то скучном городском мероприятии. Выпили, Окунь разболталась, придвинулась ближе, сменила взгляд с заинтересованного на томный, и… закрутилось. Действовали быстро, бурно и абсолютно инстинктивно.
Градский задержался в постели Ирины, потому как для него эта связь оказалась удобной. Не приходилось ей растолковывать элементарных для него и непонятных для других вещей. Говорить, порой, вообще не требовалось. Шансов на какие-то иллюзии у Окунь просто не было. Она знала, что он изнутри выгорел. Понимала, что его интерес к ней не живой, а чисто животный. Как-то обтекаемо и сама Ирина однажды заявила, что ей на Града тоже индифферентно, мол, после затяжного развода она ребенком живет.
[1] "Футурама" — американский научно-фантастический сатирический мультсериал, созданный авторами "Симпсонов".
24.3
— Дядя Град!
Вера много раз объясняла сыну, что подобное обращение неправильно, но Данька с малых лет больше опирался на то, что слышал из разговоров между взрослыми, чем на то, что ему, как несмышленышу, пытались навязать с паузами и расстановками. Потому и говорил: либо "Сергей Град", либо, испытывая терпение стремящейся к непонятной идеальности матери, добавлял лишь приставку "дядя".
— Дядя Град!
Направив взгляд к потолку, девушка планомерно перевела дыхание. Заведя руки за спину, развязала фартук. Отложив кухонный аксессуар, убавила температуру духового шкафа, оставляя мясо еще на десять минут потомиться.
Появилась в гостиной в тот момент, когда впустивший в дом Градского Данька сходу запрыгнул к нему на руки. Сергей приезжал к Карповым крайне редко, буквально пару-тройку раз в год, но, каким-то невообразимым образом, для пятилетнего сына Веры являлся бесспорным авторитетом.
— Я получил твой подарок, дядя Град! Это так круто! Ни у кого из моих друзей нет такой большой железной дороги! Она не поместилась даже в моей комнате. Нам с мамой пришлось разложить ее в подвале.
День рождения Данила праздновали четыре дня назад, но Градский никогда не приезжал в календарную дату. И Вера понимала, почему: невзирая на внешнюю сдержанность, общество Карповых-старших ему претило. Поэтому он и отправлял сначала подарок, а позже уже, предварительно состыковав с ней день и время, приезжал сам.
— Это что? Еще один подарок? Ни черта себе! Мам, смотри… Мяч!
Соскочив на пол, мальчишка бросился к опешившей от его расширяющегося лексикона матери.
— Тут что-то написано…
Рвущиеся из груди замечания моментально позабылись. Глаза Веры наполнились тяжелой влагой, когда она узнала заковыристую подпись на двух светлых шестиугольниках. Еще в далеком две тысячи восьмом Макс пытался раздобыть для Града автограф Meccn[1], ко, по череде нелепых обстоятельств, у обладающего приличной суммой денег парня ничего так и не получилось. Он договорился сначала с одним человеком и смотался к нему в Россию — развели. Потом со вторым, представителем какого-то официального сообщества на просторах всемирной сети, но и тот не выполнил горячо возложенных обещаний. Карп еще куда-то писал, психовал и всячески злился, а заветный день все приближался… Пятнадцатого декабря он сам расписался на несчастливом мяче и, со свойственной его натуре дурашливостью, помпезно поздравил Градского. Выглядело все это крайне нелепо — Вера с остальными нахохоталась до слез.
— Это автограф, — пояснила сыну дрожащим голосом.
— Чей? — глаза Данилы загорелись восторгом.
Футболом он стал интересоваться относительно недавно, и даже половина знаменитых фамилий ему была неизвестна. Этим Вера и воспользовалась.
— Одного очень важного человека.
— Футболиста?
Девушка неопределенно качнула головой. Но Данька уже переключился и промотал развитие, делая нужные ему выводы.
— Ого! Круто! Можно показать Кириллу?
— Можно.
— Сейчас?
— Ладно, иди. Только надень куртку, шарф, шапку и перчатки. А я пока позвоню тете Вике и попрошу, чтобы она тебя встретила у калитки.
Вера подождала у двери, пока сын пересек двор, и, махнув вышедшей из-за елей соседке, вернулась в гостиную.
— Приготовлю чай, — обратилась к Градскому.
Всеобщие попытки напоить его этим отвратительным напитком он всегда воспринимал с недоумением, но сдержанно. Благодарил и оставлял нетронутым.
Пока Вера возилась в кухне, Град обошел внимательным взглядом помещение, в котором добрая половина Одессы при жизни Карпа накачивалась пивом и курила разнобойную траву. Теперь здесь царили идеальный порядок и какая-то приятная для глаз гармоничная яркость. Обновился ремонт, поменялась мебель, появились пестрые детали интерьера, цветы и фотографии.
