Мелько входит в мир раньше Валар, и не как изгнанник с небес, подобно Сатане, но как проситель, обещая умерить ярость и резкие крайности, порожденные его музыкой. Его последующий конфликт с Валар создает целое историческое полотно из библейского заявления: «Да будет Свет!»
[116]. Первый этап – это эпоха Богов, когда они живут посреди плоской земли, освещенной Светильнями на севере и юге. На втором этапе они удаляются в убежище на западе – в Валинор, осиянный Двумя Древами, серебряным и золотым, но в вечной ночи к востоку от Валинора они размещают звезды в преддверии прихода эльфов, перворожденных детей Илуватара. Однако после того как в светлом Валиноре устроен Эльфийский дом, Мелько уничтожает Древа так же, как уничтожил Светильни. На третьем этапе свет возвращен всему миру посредством Солнца и Луны – последнего плода и цветка Дерев, и в драму вступают люди. Эльфы постепенно исчезают с картины в целом на четвертом этапе, который начинается с того, что Мелько портит изначальную магию Солнца. Вот почему эльфы, которых смертный Эриол встречает в Домике Утраченной Игры, мечтают о том, как «вновь зажжется Волшебное Солнце».
В этой мифологии света первозданная тьма воплощена в виде паучихи – Мракоткущей, или Вириломэ, – которая помогает Мелько уничтожить Древа. Откуда она взялась – тайна даже для Валар. «Может статься, вывелась она из туманов и темноты у границы Тенистых морей, в том непроглядном мраке, что наступил между низвержением Светилен и возжиганием Дерев, – комментирует рассказчик Линдо, – но больше похоже на то, что она была всегда». Напротив, первозданный свет – это жидкость, омывавшая юный мир: ее постепенно всю израсходовали на создание земных и небесных огней, и осталось только привычное нам неосязаемое излучение. Заманчиво увязать эти первоначала с древней пустотой и Тайным Пламенем творения. Тьма – та, которую представляет собою Вириломэ, – нечиста, это скорее «отрицание всего света», нежели просто его отсутствие. Но уже здесь возможно усмотреть множество оправданий разладу и разрушительным действиям Мелько: без них не были бы созданы ни Древа, ни Солнце и Луна.
Такого рода парадоксы также пронизывают всю историю эльфов (которых иначе называют фэйри или эльдар, ‘существа извне’). Их переход от единства к разделению, начавшийся на долгом пути от места их первого пробуждения в Валинор, объясняет процветание Фаэри во всем разнообразии повсюду в мире. Телери – эльфы первого отряда, прибывшего на место, – посвятили себя искусству музыки и поэзии; эльфы второго отряда, номы (нолдоли), – науке; эти два клана вместе возвели город Кор. Третье племя рассеялось по свету: благодаря этой «диаспоре» в глухих и диких уголках мира поселились фэйри, которым ближе природа, нежели культура. Те, что сбились с пути, считаются Утраченными эльфами, неуловимым народом Тени, фигурирующим в стихотворении 1915 года «Песнь Арьядора». Лишь часть третьего народа наконец-то добралась до Валинора и обосновалась неподалеку от Кора, в заливе Фаэри: это Прибрежные свирельщики (солосимпи).
Они играют ключевую роль в еще одной сюжетной нити легендариума – в освященной традицией доисторической эпохе Англии. Британский архипелаг на ранней стадии появляется в виде единого и нераздельного острова и используется как вместительный корабль, на котором морское божество Оссэ переправляет Валар в Валинор после обрушения Светилен. Позже Улмо, божество глубин, запрягает древнего кита Уина и перевозит фэйри в Валинор, один род за другим. Поймав отблеск Двух Дерев в ходе двух таких переездов, остров расцветает и превращается в настоящий венец творения. Но на третий раз, когда на острове едут солосимпи, ревнивый Оссэ мешает переправе на запад. Последовавшее «перетягивание каната» – борьба за остров между соперничающими водяными божествами – это характерный пример беззаботной смешливости и безудержного веселья, что время от времени встречаются в «Утраченных сказаниях»:
Тщетно трубит Улмо, а Уин лопастями своего непомерного хвоста баламутит моря, поднимая яростный шторм, ибо туда призывает ныне Оссэ всевозможные глубоководные создания, что только строят себе дом и жилище в виде твердой оболочки; их помещает он в основание острова: были там разнообразные кораллы, и морские желуди, и губки, подобные камню. <…> … Прочно укрепился остров в самых пустынных водах мира.
Когда же Эриол высаживается на берег, чтобы выслушать «утраченные сказания», Одинокому острову предстоит еще одно, заключительное путешествие к его нынешнему местонахождению у самого побережья Европы.
Покидая свою родину у Вод Пробуждения ради лучшей жизни в земном раю Эльфийского дома, эльфы повторяют ту же последовательность, что и Валар, которые сошли с небес ради своего первого рая в центре мира. Эта любопытная повторяющаяся схема, существенно отличная от иудеохристианского мифа об Эдеме, представляется не столь удивительной в контексте скитаний самого Толкина, в особенности же его идиллического детства, проведенного в Англии, в Западном Мидленде, после переезда из Южной Африки, – это был «дом, вероятно, тем более для меня эмоционально пронзительный, что родился я не в нем». Нельзя сказать, что мифология создавалась «про» его собственную жизнь; но, как любой художник, Толкин вкладывал в свое творение свои ценности. Для Валар и эльфов дом – это благословение обретенное, а не унаследованное. Более того, никакой рай нельзя воспринимать как нечто само собою разумеющееся. Толкиновское чувство дома не было безмятежным: его собственная сельская идиллия вскорости осталась в прошлом, сменившись промышленным Бирмингемом; он потерял обоих родителей; а с 1911 года ни в одном месте дольше, чем на несколько месяцев, не задерживался. В его мифологии Мелько уничтожает и рай божественных сущностей, и рай фэйри.
Но эльфы обнаруживают, что в их райском саду уже рыщет змей-искуситель. К тому моменту как они прибыли в Валинор, Мелько, давно ввергнутый в темницу, якобы раскаялся и был выпущен на свободу. Верный лишь своему собственному первоначальному духу, Мелько снова дает выход злобе через зависть к другим созданиям – на сей раз к эльдар, чье искусство подражает божественному творчеству, создавшему этот зеленый и цветущий мир. В стихотворении Толкина «Кортирион среди дерев» фэйри поют, «вплетая в песнь созвездий – шум листвы», а в «Падении Гондолина» геральдика эльфийских ратей напрямую связана с природой. Номы Кора творят самоцветы мира с помощью характерно эльфийской науки, способной заполнить камни разнообразными проявлениями света. Возжелав творений этого бьющего через край гения, Мелько грабит сокровищницу номов, уничтожает Дерева – и одержимые жаждой мести номы пускаются в погоню за врагом и оказываются в Великих землях, где и происходят все остальные события «Утраченных сказаний».
Однако номы пали – творческое начало в них сменилось духом собственничества; Мелько подстрекнул их к бунту против Валар, а те закрыли для них Валинор, так что возвратиться изгнанники могут только Дорогой Смерти. До сих пор история эта – толкиновский вариант «Потерянного рая»: история о падении в небесах, предвосхищающем падение на земле. Эта последовательность воплощает в себе раннюю честолюбивую мечту Толкина (как он впоследствии описал ее Мильтону Уолдмену) изобразить «глобальное и космогоническое» на «обширном фоне» своей мифологии для Англии.
