Приступ гастрита, приключившийся с Толкином в 1918 году, вероятно, спас ему жизнь точно так же, как прежде – окопная лихорадка. Яростные «рывки» на Западном фронте нанесли тяжелый урон. Ряды воюющих редели и, невзирая на прибытие американцев, до победы было еще далеко. 26 июля, в пятницу, Толкин получил приказ на следующий же день отплыть в Булонь, чтобы воссоединиться со своим батальоном во Франции. Но едва приказ на посадку был отдан, как его тут же и отменили. Бюрократ из военного министерства не принял во внимание то, что лейтенант Толкин находился в госпитале, равно как и то, что его воинское подразделение фактически прекратило существование.
Немцы оттеснили 11-й батальон Ланкаширских фузилёров через все поле боя на старые позиции; после этого он был сразу же снова переброшен под Ипр – и как раз угодил под удар второго немецкого наступления 1918 года, 9 апреля. Невзирая на тяжелые потери, 25 апреля фузилёров бросили на штурм высоты Кеммель (на следующий день после того, как немцы уничтожили обороняющееся подразделение – 3-й батальон «Солфордских приятелей», в котором некогда воевал Дж. Б. Смит), но эта попытка успехом не увенчалась. Затем батальон был передислоцирован вглубь незнакомой территории во французском секторе укреплений на реке Эне. 27 мая на его позиции пришелся главный удар одного из самых яростных артобстрелов войны и третье немецкое наступление 1918 года. Бои длились два дня; Ланкаширские фузилёры вынуждены были отойти – и, закрепившись на очередном рубеже, оказали отчаянное сопротивление, прикрывая отступление остальных частей 74-й бригады. Более о них ничего не слышали. От батальона, в котором ранее сражался Толкин, уцелели только шестнадцать человек, остававшихся в резерве (во главе с майором Родни Безиком, который сражался вместе с Толкином за траншею «Регина»). 11-й батальон Ланкаширских фузилёров был официально расформирован в августе.
В Бруклендском госпитале Толкин продолжил трудиться над своей мифологией, разрабатывая квенья и голдогрин. Он освежил в памяти испанский и итальянский языки, а когда западные союзники фактически поддержали белогвардейцев в их борьбе против большевиков – начал учить русский. Но обязанности военной службы любого рода Толкину были не по силам. Всякий прием пищи вызывал боли и желудочные расстройства. Он похудел на два стоуна и снова набирал их медленно, с большим трудом. Медкомиссия Хамберского гарнизона постановила, что он вне опасности и теперь нуждается разве что в небольшом отдыхе; но военное министерство покончило с практикой отправлять офицеров выздоравливать домой, решив, что они просто не стараются поправиться.
Судьба спасла Толкина от участия в боевых действиях и на последний, переломный период. Массированные наступления Германии в 1918 году не решили исход войны в пользу кайзера. Теперь ситуация радикально поменялась – американские силы все прибывали, а «испанка» выкашивала голодающие немецкие войска. Очень скоро армада танков молниеносным ударом отвоевала Сомму – и продолжила наступление. Великая война стремительно заканчивалась.
В военном министерстве наконец-то осознали толкиновскую непреходящую проблему со здоровьем, или, скорее, потребность в людских ресурсах уже не стояла столь остро. При всей бюрократической волоките обязательства, налагаемые службой, расторгались на удивление быстро. В начале октября Толкину разрешили запросить новое министерство труда Ллойд Джорджа, нельзя ли ему подыскать себе гражданскую работу. Он более не был приписан к 3-му батальону Ланкаширских фузилёров.
11 октября Толкина выписали из Бруклендского госпиталя и отправили через всю северную Англию в Блэкпул, в санаторий «Савой».
Толкин уже достаточно поправился, чтобы принять участие в официальном итальянском обеде вместе с несколькими офицерами, в том числе двумя carabinieri, в воскресенье 13 октября. На следующий день медицинская комиссия признала его не годным ни к какой военной службе – но вполне годным к кабинетной работе. После чего из госпиталя его тут же выписали.
Великая война закончилась 11 ноября: на улицах Британии ликовали и радовались, а на «ничейной земле» царила «непривычная тишина». Толкин, который предпочел оставаться на службе в рядах Британской армии вплоть до демобилизации, после Дня перемирия попросил о направлении в Оксфорд «с целью завершения образования». Подобно столь многим, кто вновь оказался хозяином своей собственной судьбы после долгого перерыва, он тотчас же вернулся туда, где некогда был свободным человеком. До того как Толкин завербовался в армию, он мечтал о научной карьере, и ничто (уж конечно, не неопубликованная, неоконченная, дотошно прорабатываемая мифология) не заставило его передумать. Он поискал работу, ничего не нашел, но вот наконец его бывший наставник Уильям Крейги, обучавший его древнеисландскому, один из редакторов «Оксфордского словаря английского языка», предложил ему место помощника лексикографа. С точки зрения издателей словаря, Толкин мог считаться ценным приобретением, а для безработного солдата перед лицом будущего, которое никогда еще не казалось настолько неопределенным, это был грандиозный прорыв (о чем Толкин вспоминал с благодарностью в своем прощальном обращении сорок один год спустя, на исходе срока пребывания в должности Мертоновского профессора английского языка и литературы). Спустя какое-то время один из «старых эдвардианцев» в Оксфорде сообщил в школьную «Хронику»: «Мы счастливы, что Толкин по-прежнему с нами, – кроме того, до нас доходят слухи о словаре, рядом с которым все предыдущие словари будут все равно что жалкие глоссарии, и мы уже дрожим в предвкушении».
К Рождеству Толкин подыскал квартиру по адресу Сент-Джон-стрит, 50, выше по улице от «Джоннера», своей прежней «берлоги», которую он некогда разделял с Колином Каллисом, – и переехал в нее вместе с Эдит, Джоном и Дженни Гроув. Студенты потоком возвращались из армии – хотя о восстановлении их довоенной численности речи пока не шло, – и, как выразился один историк, «остро осознавали, что занимают места мертвецов». Вскоре Толкин уже зарабатывал небольшие деньги сверх жалованья, давая уроки, главным образом девушкам-студенткам, и перечитывал Чосера и «Сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря». В Эксетер-колледже старый приятель Толкина Т. У. Эрп (по словам Роберта Грейвза) «задался целью сохранить оксфордскую традицию в живых на протяжении мертвых лет», сберегая журналы заседаний многих студенческих – точнее, бесстуденческих – обществ, а теперь эти общества начали возрождаться. Эссеистский клуб стал первой широкой аудиторией для толкиновской мифологии: Толкин прочел там «Падение Гондолина».
В реальном мире «враг» был повержен: Германская, Австро-Венгерская и Османская империи. Но сгинул и старый мир, оставив в наследство новому неопределенность и неуверенность, жестокость и страдания. Миллионы погибли; тех, кто не понес никакой утраты, можно было пересчитать по пальцам. Многие из тех юношей, что стоят рядом с Толкином на черно-белых фотографиях регбийных команд или обеденных клубов школы короля Эдуарда и Эксетер-колледжа, с войны не вернулись
[114]. Из школы Толкина погибли 243 человека; из его колледжа – 141. Из Оксфордского университета в целом один из пяти ушедших на фронт не вернулся живым – эти цифры значительно превышают средний показатель по стране, поскольку столь многие оксфордцы были младшими офицерами.
