Различие между этими двумя языками сохранялось на протяжении всей творческой жизни Толкина, хотя он постоянно вносил изменения в оба языка и в их историю. В конце концов он отобрал номский язык у номов и отдал его Серым эльфам «Сильмариллиона», переименовав его в синдарин, синдарский язык. Номам, или нолдор, как к тому времени они назывались, было позволено его заимствовать. Но всему этому предстояло случиться в отдаленном будущем.
Между тем в своей таблице, ниже фэйри и великанов-людоедов, Толкин вписал «Эарендль», имя небесного морехода, который явился предвестником его мифологии еще в сентябре 1914 года. С тех пор Эарендель оставался одинокой фигурой – скорее символом, чем личностью, но теперь Толкин наконец-то наделил его родословной. Эарендель задумывался как наполовину человек, наполовину ном (или нолдо): сын смертного отца, Туора, и матери-фаэри, Идрили. Отцом Идрили был «король Свободных нолдор», Тургон; он правил Гон долином, Градом Семи Имен. В госпитале и в отпуске, по возвращении с битвы на Сомме, Толкин написал свое сказание «Падение Гондолина» – и это стало одним из ключевых поворотных пунктов его творчества.
На долгих маршах или в окопах, выжидая и наблюдая, и уже после, выздоравливая на больничной койке, Толкин имел возможность обдумать свои идеи и дать им «настояться». Наконец снова обретя свободу писать, он принялся строчить с фантастической быстротой. Уже сформировавшийся материал – астрономические мифы и все, что касалось Валинора и Одинокого острова, – был до поры отложен в сторону, ведь «Падение Гондолина» возникло из головы «сложившееся практически целиком таким, как оно выглядит сейчас». Этот творческий всплеск определил и морально-нравственные критерии толкиновского мира: аспекты добра и зла воплотились в расах фаэри и демиургических существах, вечно противостоящих друг другу.
В сравнении с более поздними текстами – даже теми, что сочинялись сразу после Первой мировой войны, – в «Падении Гондолина» обнаруживается крайне немного того детально проработанного «исторического» контекста, что является одной из отличительных особенностей зрелых произведений Толкина. Поименованы очень немногие народы и земли. В фокусе внимания оказывается сам город Гондолин и в особенности живущие в нем кланы; лишь изредка мельком упоминается о судьбоносной истории нолдоли, или номов, и о том, как эта ветвь эльфийского народа основала свой город. Толкин уже видел «Падение Гондолина» (изначально этот текст носил название «Туор и изгнанники Гондолина») частью гораздо более масштабного повествования, в котором история номов будет изложена полностью. Но пока что эта история складывалась по кусочкам.
Номы страждут под тяжким гнетом. Большинство их поработил и держал в «Преисподних Железа» тиран Мелько, наводняющий северные края своими гоблинами и шпионами. Те, кто физически не в плену, заперты в огражденном горами Арьядоре, и разум их скован страхом. Свободные номы бегут в потаенное прибежище Гондолин.
История начинается в Арьядоре, который уже представлен как земля полудиких смертных, не ведающих о фэйри – «народе тени», обитающем здесь же. Но главный герой, Туор, с самого начала отличается от всех прочих. Он не чужд поэтического вдохновения и поет безыскусные, но исполненные силы песни, играя на арфе со струнами из медвежьих жил; однако он уходит, как только собираются слушатели. Туор бежит из Арьядора по туннелю, проложенному подземной рекой, а затем следует за нею до моря. Узнаваемый дух финской «Калевалы» с ее арфистами и охотниками, живущими в лесах и по берегам озер, теперь сменяется атмосферой героического романа, воссоздаваемой Уильямом Моррисом в таких произведениях, как «Источник на краю света», где неопытные юнцы обретают высокие моральные качества, странствуя по воображаемой местности. И однако ж в сравнении с толкиновскими пейзажами моррисовские уже кажутся непродуманными и расплывчатыми. Невозможно не погрузиться с головой в осязаемую реальность, которую исследует Туор, и не разделить его изумление при приближении к доселе неведомому морю:
Там какое-то время блуждал Туор, пока не вышел к черным утесам у моря и не увидел впервые океан и его волны, и в этот самый час солнце село за окоём земли далеко в море, Туор же стоял на вершине утеса, раскинув руки, и сердце его полнилось неодолимой тоской. Иные говорят, будто он первым из людей достиг Моря, и взглянул на него, и изведал жажду, что рождает оно…
На самом-то деле Туора, хоть он о том и не знал, направлял к морю демиург глубин Улмо в силу причин, оставшихся неназванными: видимо, с целью обогатить его дух, при этом избыв тягу к одиночеству, или дать ему повод вернуться к морю в конце сказания – когда у него уже родится сын, будущий мореход Эарендель.
Однако теперь, как только море сыграло свою роль, Улмо безмолвно подает Туору знак, побуждая удалиться от берега в глубь суши; но в Краю Ив едва не приключилась беда. Туор с наслаждением придумывает имена бабочкам, мотылькам, пчелам и жукам и создает новые песни – и ни о чем другом не помышляет. Искушение задержаться в этой земле обретает собственный голос: «Здесь, в темных уголках, жил дух шорохов и в сумерках нашептывал Туору свои сказки, и не хотелось Туору уходить». Но намеки на войну появляются и в описаниях мирных пейзажей, где «под ивами боевым строем взметнулись зеленые мечи касатиков, и осока, и тростники».
Весьма заманчиво усмотреть здесь параллели с жизнью самого Толкина в 1914–1915 годах. (В незавершенной переработке «Падения Гондолина» 1951 года Туор отправляется в путь в возрасте двадцати двух лет – именно столько было Толкину, когда он взялся за создание своей мифологии в 1914 году.) Туор – певец, жаждущий чуда, созидатель новых слов, он замкнут и нелюдим; и сам Толкин был поэтом романтического склада, придумывал языки и неохотно открывал душу даже ближайшим друзьям. Долг напомнил о себе Толкину среди оксфордской «сонливости» – и Туору близ дремотных вод.
Но вот Улмо, понимая, что «дух шорохов» того гляди опрокинет его планы, является Туору в величии своем и объявляет, что тот должен доставить тайное послание свободным номам Гондолина. Несколько рабов-нолдоли скрытно ведут его дальше, пока из страха перед Мелько и его шпионами не покидают Туора – все, кроме одного. Однако с помощью верного Воронвэ Туор находит сокрытый Путь Спасения, ведущий в Гондолин – волшебную землю, подобную «грезе, ниспосланной богами».
Город Гондолин, возведенный на холме с плоской вершиной, – с его башнями, мраморными стенами и саженцами Двух Дерев, – был создан по образу незыблемого Кора на скалах Эльдамара. Однако копия оказалась с изъяном. Оплот учености, живой памяти и бдительности, подобный Оксфорду в «Верности скитальца», рискует превратиться в «город грез», подобный Уорику. Послание Улмо гласит, что Гондолин должен вооружиться и нанести удар Мелько ради рабов-нолдоли прежде, чем тиран покорит весь мир. Король Тургон отказывается подвергать опасности свой город по совету одного из Валар, которые «прячут свою землю и ткут вкруг нее недоступную магию, дабы никакие вести о зле не достигли их слуха». Усталый Туор снова наслаждается довольством и покоем среди номов, которые отмахиваются от предостережения Улмо, твердя, что «Гондолин простоит так же долго, как Таникветиль или горы Валинора». В «Верности скитальца» то же говорится об Оксфорде: «твое величье неподвластно злу», но первое же мифологическое сказание Толкина подчеркивает, сколь опасно благодушное самодовольство такого рода притязаний.
