Капитан, возглавлявший вылазку фузилёров, на следующее утро доставил еще несколько пленных. Когда он возвращался в свой окоп, пуля снайпера пробила ему голову. Весь день дождь, туман и дым препятствовали использованию зрительных средств связи. Снаряжение Толкина чудом пополнилось новым портативным телеграфным аппаратом Морзе – им можно было пользоваться свободно, в отличие от обычного полевого телефона, сигнал которого уходил в землю и с легкостью прослушивался. Однако «фуллерфон»
[93] представлял собою устройство довольно сложное, и в любом случае линия, протянутая через лес, то и дело обрывалась под шквальным огнем.
Безусловно, снаряды находили и более страшные цели. Перед самой вылазкой рота «А» пробиралась через траншеи в лесу к переднему краю, когда руководящий продвижением субалтерн Роусон остановился потолковать с командиром, Бёрдом (тот уже вернулся из отпуска). Замыкающий Хакстейбл слышал их голоса, но вскорости от головы колонны пришло сообщение о том, что подразделение осталось без командования. Рядовой, находившийся рядом с Роусоном, рассказал, что едва они отошли от командира, как между ними разорвался снаряд: «Меня подбросило в воздух, но ни царапины не осталось… Как только я пришел в себя и отряхнулся, я оглянулся в поисках офицера, а его нигде нет». Взрывом Роусона буквально разорвало в клочья.
Примерно тогда же Толкину передали письмо от жены связиста, рядового Сидни Самнера. «Я давным-давно не получала от него вестей, но армейский священник сообщил нам, что с 9 июля он числится пропавшим без вести, – писала миссис Самнер. – Дорогой сэр, я бы так не убивалась, если бы только знала, как он погиб. Я понимаю, что все не могут выжить и вернуться домой…» Для впечатлительного офицера отвечать на эти душераздирающие письма (у Самнера осталась годовалая дочь) было одной из самых тяжких обязанностей; у Толкина сохранилось несколько таких посланий.
Неподалеку от тех рубежей, которые толкиновский батальон удерживал в конце сентября 1916 года, теперь высится Тьепвальский мемориал, на котором начертано более семидесяти тысяч имен. Многие из них принадлежат тем, чьи неопознанные тела захоронены под простыми белыми камнями на 242 кладбищах, испещривших сельскую местность в окрестностях Соммы; есть там и имена солдат, от которых, подобно Роусону, не осталось и следа
[94].
После шестидневного отдыха, главным образом в Бузенкуре, где Толкин снова жил в одной палатке с Хакстейблом, его опять отправили на передовую вместе с фузилёрами, и с тех пор он практически не вылезал из окопов. Танки так и не обеспечили решающего прорыва, намеченного на сентябрь, и борьба за все более безотрадные ярды слякотной земли продолжалась по мере того, как близилась зима. Теперь толкиновский батальон отправили в холмы за Тьепвалем, в миле или чуть больше от прежнего британского рубежа: эта пустошь, хотя и почти не пострадавшая от артобстрела, была крайне труднопроходима и удалена от проложенных путей снабжения. Связисты синхронизировали часы командного состава батальона, и фузилёры отбыли – промаршировали вверх по холму к Овиллеру, мимо развалин, некогда бывших местной церковью, и с трудом дотащились до лабиринта тесных траншей. 6 октября Толкин обосновался в батальонном командном пункте перед наконец-то захваченной всего неделю назад фермой Муке́, бесцеремонно переименованной в «ферму Муки»
[95] – с ее сложным лабиринтом укрепленных подвалов и погребов. (Ее поблескивающие крыши были видны из леса Блайти, когда Дж. Б. Смит и «Солфордские приятели» готовились к атаке 1 июля. Им предоставили карту фермы, поскольку предполагалось, что они прибудут туда с лопатами и кирками через час и сорок минут после выхода из леса.)
Фузилёры заняли комплекс из трех рядов окопов; Хакстейлу и роте «А» досталась передовая Гессенская траншея. Напротив находилась протяженная траншея «Регина»: ее удерживали немецкие морские пехотинцы. С правого фланга и с восточной стороны «Регину» атаковали канадские войска. Слева не стихала перестрелка и грохотали взрывы: продолжалась борьба за Швабский редут. Отряды, доставляющие продовольствие на мулах, то и дело попадали под артобстрел на открытом гребне, где окопы были чисто символическими. Там, возвращаясь с передовой, погибли десять человек из рабочей команды, а командовавший ими офицер на следующий день скончался от ран.
Пребывание Хакстейбла на Сомме, не продлившись и месяца, внезапно завершилось. 10 октября в тыльный бруствер его окопа, так называемый парадос, угодил снаряд – и стена обвалилась прямо на офицера. Хакстейбла откопали, но осколки шрапнели изрешетили ему ногу, а один застрял в кости голени. Пострадавшего доставили в полевой лазарет, а оттуда отправили в Англию. Он получил то, о чем так жадно мечтали многие солдаты – «ранение Блайти», а вот Толкин утратил заместителя и приятного в общении друга.
В тот же день роту «А» и прочих отвели на резервные позиции между фермой Муке и передовой линией и приставили к работе. Как всегда, нужно было копать – углублять, расширять и укреплять окопы. Гессенскую траншею покинули как раз вовремя: ведь в четверг 12 октября немцы контратаковали по всему фронту. На следующий день Толкин и батальонный КП переместились вперед, к Цоллернскому редуту, в пяти сотнях ярдов позади Гессенской траншеи. В тот вечер их «поприветствовали» снарядами со слезоточивым газом; обстрел продолжался всю ночь, но в субботу поступили обнадеживающие новости: Швабский редут пал. Два дня спустя пришел приказ генштаба захватить траншею «Регина».
Погода стояла терпимая, если не считать одного-единственного дня, когда шел проливной дождь, но в понедельник 16 октября лег иней. Близилась зима, которая неизбежно загонит пехоту в укрытия. Захват траншеи «Регина» на господствующей высоте должен был обеспечить британцам круговой обзор удерживаемых немцами дорог, полей и городков к северу. Допросили пленных, аэропланы слетали на разведку. Толкину впервые выдали новый набор закодированных наименований частей, чтобы сбить с толку немецкую разведку. Во вторник фузилёры – теперь их осталось меньше четырех сотен – спустились с плато отработать атаку в безопасном месте, у Овиллерского поста на перекрестке дорог сразу за старым британским рубежом к западу от деревни Овиллер. Утомительный переход в четыре мили вверх по траншеям к передней линии начался после наступления темноты в среду, 18 октября 1916 года.
