Кор Толкина отличается от хаггардовского и в других отношениях, куда более осязаемых. Он обнесен зубчатой стеной, возведен на вершине громадного черного холма и стоит у моря – как на картине под загадочным названием «Танакви», написанной Толкином ранее в 1915 году. Очевидно, что у Толкина уже сложился собственный образ некоего города, радикально отличного от хаггардовского; но то, что он использует название «Кор» вместо «Танакви», возможно, следует воспринимать как прямой вызов хаггардовскому безнадежному взгляду на смертность, память и смысл.
Город Кор фигурирует и в квенийском лексиконе – здесь он тоже расположен на прибрежной возвышенности. Однако от хаггардовского его окончательно и бесповоротно отделяет куда более важная характеристика. Кор Толкина находится не в Африке, но в Фаэри: это «древний город, возведенный над скалами Эльдамара, откуда фэйри ушли в мир». В других ранних словарных статьях приводятся слова inwë ‘фэйри’ и elda ‘эльф побережья, или солосимпэ (прибрежный свирельщик)’. Эльдамар, писал Толкин, – это «скалистое взморье в Западном Инвинорэ (Фаэри), от которого солосимпели в танце расходятся вдоль побережий мира. На этой скале был возведен белый город под названием Кор, откуда фэйри приходили учить людей песням и святости». Иными словами, Эльдамар – это волшебное «взморье белого песка» из стихотворения «Ты и Я и Домик Утраченной Игры». Однако город «в венце из башен», сверхчеловеческий по своим масштабам, никак не может быть творением фэйри вроде феи Динь-Динь из произведения Дж. М. Барри. Барри и его викторианские предшественники были для Толкина не более как отправной точкой, так же как и Хаггард. Эти фэйри частенько танцуют на побережье, при этом они не только способны строить несокрушимые монументы, но на них еще и возложена духовная миссия. Они перебрасывают мост между неведением и ответственностью.
Но почему Кор в стихотворении – «затерянный мертвый город»? Ответ обнаруживается в заметках, приложенных Толкином к краткому прозаическому наброску об атлантических путешествиях Эаренделя – наброску, который со всей очевидностью предшествовал великим адамовым трудам по имянаречению
[47]. В нем содержится ссылка на «златой город» где-то позади Западного Ветра. Теперь Толкин добавил: «То был златой город Кор, и [Эарендель] услышал музыку солосимпэ, и вернулся искать ее, но обнаружил лишь, что фэйри покинули Эльдамар». Иными словами, эльфы «ушли в мир», и Кор опус тел.
Это – печальный проблеск сюжета, который несколько лет спустя оформится в кульминационную главу толкиновского мифологического эпоса. Возможно, идея отчасти подсказана тем фактом, что в 1915 году любимые места Толкина практически опустели: его сверстники отправились за море на войну. Если так, то ви́дение Толкина объединило как мифологические реконструкции, так и современные наблюдения в один многоплановый символ.
Если эти апрельские стихотворения можно уподобить внезапному весеннему цветению, то квенийский лексикон был корнями, ветвями и стволом. Пытаться точно датировать составление лексикона невозможно и, пожалуй что, бессмысленно: работа над ним велась в течение почти всего 1915 года, и новые слова добавлялись в произвольном порядке. Этот кропотливый труд отнимал очень много времени, так что в преддверии выпускных экзаменов («Школ») он, по-видимому, был отложен. Однако 10 мая Толкин, все еще размышляя над своей мифологией, написал картину под названием «Берега Фаэри» – на ней был изображен белый город Кор на черной скале, в обрамлении деревьев, на которых, точно плоды, висели Луна и Солнце.
Теперь Толкину пришлось заняться делом менее увлекательным: подготовкой к двум экзаменационным работам, которые он по возможности предпочел бы вообще не писать. Требовалось срочно наверстывать упущенное. Тут были и шекспировские пьесы «Гамлет», «Антоний и Клеопатра», «Бесплодные усилия любви» и «Генрих IV», и прочая «современная» литература – как, например, произведения Кристофера Марло, Джона Драйдена и Сэмюэла Джонсона, причем ни один из этих авторов не соответствовал его специфическим вкусам
[48]. Готовился он поверхностно: будущий оксфордский профессор английского языка брал в библиотеке введения в творчество Драйдена и Китса и учебники для начинающих по шекспироведению и поэзии буквально накануне первого письменного экзамена.
Толкин беспокоился по поводу экзаменов, но куда больше пугало то, что будет после. В начале июня Дж. Б. Смит написал из Пенмаенмора, уверяя, что война закончится через месяц-другой – теперь, когда к Британии и Франции присоединилась Италия. Смит, разделявший интерес друга к языку и мифологии Уэльса и еще раньше просивший прислать ему учебник по грамматике валлийского языка, добавлял: «Насчет “Школ” не тревожься, и насчет приезда сюда – тоже». За четыре недели, конечно же, удастся подыскать для Толкина место в том же батальоне.
Во вторник, 10 июня, начались «Школы». Во всем университете оставалось только восемь юношей и семнадцать девушек, которых ждали отрезвляющие треволнения экзаменов – за десять «приемов» им предстояло подвести итог трехлетним занятиям английским языком и литературой (в случае Толкина срок был несколько короче). В самый разгар тяжких испытаний Смит написал Толкину о том, что полковник Стейнфорт, командир его части (или «КЧ»), уверен, что подыщет для Толкина место в 19-м батальоне Ланкаширских фузилёров, если только тот направит запрос. На следующей неделе «Школы» закончились, и студенческая жизнь осталась для Толкина в прошлом. Что ж, теперь – зачисление в армию, учения и война.
Смит прислал записку «о делах Марсовых» – советы насчет покупки снаряжения, а также шуточный словарь с разъяснением, как и что делать на военной службе. Самая важная статья в «Кратком военном словаре Смита» гласила: «Беспокойство – то, чего следует избегать. Сохраняйте хладнокровие, и все образуется само собою». Применительно к Дж. Б. С. такая стратегия отлично срабатывала: он уже дослужился до лейтенанта. Из Броу-Холла близ деревушки Кэттерик-Бридж в Йоркшире, куда в день середины лета перебросили «Солфордских приятелей», Смит прислал жизнеутверждающий совет: «Не бойся прихватить с собой книгу-другую и краски, только не слишком тяжелые». Теперь Смит находился всего-то в нескольких милях к северу от Роба Гилсона и «Кембриджширцев»: 19 июня те, покинув родной город, перебазировались в Линдрикский лагерь близ аббатства Фаунтинс. Однако ж писем от Гилсона не приходило; он, вероятно, даже не подозревал о том, что Смит находится так близко.
А Толкин наконец-то нагнал друзей и зашагал в ногу с миром, уступив давлению, которому противился почти год. Неудивительно, что даром тратить время он не стал и, по его же собственному выражению, «сорвался» в армию. 28 июня на оксфордском призывном пункте он подал заявление на офицерскую должность «на время войны». Капитан Уотли из университетского КПО выступил его поручителем, и офицер Королевского армейского медицинского корпуса признал его годным. В бланке указывалось, что назначение в какое-то конкретное подразделение не гарантируется, но военный бюрократ отметил предпочтение новобранца и в верхнем углу бланка нацарапал: «19/Ланк. фузилёры».
