В ванной взглянула на себя в зеркало над умывальником. И охнув, отшатнулась. Распухший кроваво-красный рот – это еще не самое страшное. Слева пол-лица попросту заплыло. И левый глаз превратился в щелку.
С минуту я разглядывала себя, всхлипывая от боли, от обиды, от отчаяния. В таком виде я ведь даже из дома не смогу выйти неделю как минимум. Да и куда я пойду? Без денег, без ничего…
И я позвонила Диме.
Нет, я не стала ему рассказывать, что отец избил меня. Это ни к чему. Я просто сказала: он всё знает.
Димка спросонья соображал медленно и всё время переспрашивал:
– Кто узнал? Что узнал?
– Мой отец узнал про нас.
На том конце повисла недолгая пауза.
– Он тебе что-то сделал? – сразу встревожился Димка.
– Я боюсь, что он тебе что-то сделает.
– За меня не беспокойся…
– Ты его не знаешь. Дим… он к вам не приходил?
– Нет. Ты, главное, скажи – с тобой всё в порядке? У тебя голос… какой-то не такой.
– Со мной всё в порядке. Только… – я запнулась, понимая, что сейчас скажу безумную вещь. Настолько безумную, что самой в это до конца не верилось.
– Что – только?
– Дима, ты говорил, что мы через полгода уедем с тобой вдвоем.
– Да. Так и будет.
– Дима… зачем нам ждать полгода?
– В смысле?
– Давай уедем.
– Куда?
– Да хоть куда! Давай сбежим. Просто сбежим куда-нибудь подальше… от них.
– Таня, что случилось? Он тебе что-то сделал? Он тебя ударил?
Я подавила всхлип. Ударил? Да он избил меня! Зверски! Изуродовал... Как ещё руки-ноги не переломал. А что он сделает с Димкой, если встретит, – я и представить боюсь.
– Дима, ты хочешь, чтобы мы были вместе?
– Конечно!
– Тогда давай сбежим.
– Сейчас?
– Завтра, послезавтра… не знаю.
– А школа?
– К черту школу. Пойми, они же свихнулись на этом прошлом. Они не дадут нам быть вместе.
– Ну как не дадут? Прикуют цепями? Или... отец тебе угрожает чем-то? Если так, то можно придумать что-нибудь. Всегда можно найти какой-то выход.
– Сбежать от них – это и есть выход. Единственный!
– Прости, но я не могу так. Резко взять и бросить всё. Бросить…
– …свою маму, – договорила за него я.
Вышло зло и ехидно, но он проигнорировал мой выпад. Хотя я почувствовала, что ему это не понравилось. В общем-то, я не специально съязвила. Просто со зла нечаянно вырвалось. И если бы он, как тогда, раньше, попросил: "Не надо", я бы даже извинилась, но Димка сказал другое:
– Давай я поговорю с твоим отцом?
– Нет! Ни в коем случае! – испугалась я.
– Я подумаю, что можно сделать. Пожалуйста, не предпринимай пока ничего. Давай утром поговорим?
– Ладно, – тяжело вздохнув, согласилась я.
А спустя полчаса заявился домой отец, пьяный вдрызг. Грязный, с разбитым лицом и без шапки. Видать, где-то с кем-то он уже крепко поскандалил. Но не угомонился.
Не разуваясь, ввалился в мою комнату и начал выступать: срам, позор, дрянь, продажная девка…
Я старалась не слушать его и не реагировать. Просто стояла, опершись спиной к подоконнику, и смотрела на отца исподлобья. Смотрела и всей душой его ненавидела в эту минуту.
– Молчишь? Сказать нечего? Вот и молчи! А смотрит-то как? Как на вражину! Вырастил дочь, называется! С подонками и убийцами она романы крутит, а на родного отца смотрит зверем. Да что ты за дрянь-то за такая? – отец покачнулся, но уцепился за спинку кровати. Чуть сдвинул ее за собой, но все же устоял на ногах. – Хоть бы вспомнила мать свою несчастную… сестренку невинную… хоть бы стыдно стало… дрянь… дешевка…
И тут вдруг зазвонил сотовый. Как назло, я оставила его на кровати. И отец тут же схватил мой телефон, на экране которого высветилось: Дима. А ещё его фотография.
– Сссука, – изрыгнул отец с яростью. И вдруг со всей дури швырнул телефон о стену.
– Ты что творишь? Что ты наделал? – закричала я.
Быстро наклонилась, стала собирать разлетевшиеся части, но было ясно – телефону конец. Экран потух и покрылся густой паутиной трещин.
Отец выругнулся, пригрозил, что убьет «этого подонка» и, шатаясь, ушел к себе. Там пару раз чем-то громыхнул, а вскоре захрапел.
А я до самого утра лежала в кровати без сна и, глотая слезы, лихорадочно шептала: "Я больше так не могу... Дима, пожалуйста... я не могу так...не могу..."
40
Дима
После Таниного звонка уснуть не удалось. Какой уж тут сон, когда из головы никак не шли её слова: «Давай сбежим».
Ни с того ни с сего она бы такое не предложила. Да и не позвонила бы среди ночи. Значит, у неё что-то случилось. Что-то из ряда вон. И потом, столько решимости и отчаяния было в её голосе, что в разы усиливало беспокойство за неё.
Таня боялась своего отца, хоть и держала марку. Никогда не позволяла себя провожать до подъезда. И когда мы оказывались рядом с её домом, опасливо озиралась. А теперь её отец узнал про нас…
Наверное, у них вышел скандал. Скорее всего, он велел ей порвать со мной. Но ведь не стал бы он распускать руки. То, что он тогда изувечил Вадика, – понять ещё можно. Но Таня ему родная дочь.
Я говорил себе, что надо дождаться до утра. Ночью всё равно ничего не сделать. Однако места себе не находил. И спустя минут сорок после нашего разговора перезвонил. Прошло несколько долгих гудков, и она сбросила вызов. А потом и вовсе отключила телефон. Обиделась? Потому что я не поддержал её идею с побегом?
Я набрал ей сообщение. Точнее, с десяток сообщений разослал по всем мессенджерам. Но к утру все они так и остались висеть непрочитанными. И на звонки она по-прежнему не отвечала.
В школу я не пошёл. Точнее, забежал на несколько минут – убедился, что её нет, и отправился к ней.
Да, она просила не приближаться к её дому, не встречаться с её отцом. И я обещал. Но не мог больше ни часа оставаться в неведении. Отгонял дурные мысли, но они разрывали мозг: а вдруг отец ее ударил? Вдруг запер дома? Он ведь у нее пьет по-черному. И в пьяном угаре может вообще не соображать, что творит. В общем, накрутил я себя до предела.
Уже у самого ее дома вдруг понял, что, пока был в школе, не додумался спросить у кого-нибудь из ее одноклассников точный адрес. А сам знал только подъезд. Так что пришлось разбудить ее соседей с первого этажа. Те, хоть и не обрадовались, но подсказали номер квартиры.
