– Тань, не надо. Не говори так. Все-таки это моя мама.
– Это твоя мама. И ты ее любишь.
– Естественно.
– Ладно, прости, – не стала я накалять обстановку. Не хватало, чтобы ещё и мы с ним поссорились.
– Она, конечно, недовольна ситуацией, но запретить мне встречаться с тобой не может. И не станет этого делать. Да и как? Она у меня… как страус. Ничего не хочу знать, говорит, – усмехнулся Димка. – Или как маленький ребенок, который закрывает глаза и думает, что его никто не видит. Но она не вмешивается, свою волю не диктует, ну а со временем, думаю, смирится.
– Сомневаюсь, – буркнула я.
– Ты пойми, она против тебя лично ничего не имеет. Просто…
– Я напоминаю ей о том, что случилось…
– Да, так и есть.
– Дим, я не пытаюсь тебя настроить против неё. Просто я так боюсь, что нас разлучат.
Он скосила на меня взгляд и улыбнулся. Затем обнял меня за талию и притянул к своему боку:
– Но это же невозможно. А через полгода мы и вовсе уедем с тобой.
– Ты уже всё придумал? – засмеялась я.
– В общих чертах. Детали, предлагаю, обсудить вместе.
– Давай!
Так мы и брели в обнимку до моего дома, строя самые смелые планы на будущее. Потом грелись в соседнем подъезде – в своём я не рискнула. И, конечно, целовались до умопомрачения. Домой я вернулась в полуэйфории прямо перед самым приходом Вали.
Вообще, это дикость какая-то – то, что она меня выслеживала. Впрочем, я знаю, с чего её вдруг так заело. Это всё браслет, Димин подарок.
После того педсовета, ещё осенью, она же с ножом к горлу ко мне пристала: прекрати общаться с этим мальчиком, с этой семьей. Они – убийцы. Из-за них отец уже отсидел и, если вдруг узнает, снова до греха дойдет. Точнее, я его доведу.
В общем, спорить с ней, что-то доказывать было бесполезно, и я просто соврала, что мы с Рощиным расстались.
Валя вроде угомонилась, про Рощиных больше не упоминала, но тут всплыла другая тема. И хотя до поры до времени она скрывала свои истинные мотивы, я все равно чувствовала подвох.
Началось с того, что Валя стала забегать к нам под всякими предлогами. Спрашивала, как мы платим коммуналку, нет ли долгов и, если что, она даже готова их оплатить. Ведь сейчас с этим так строго. И мошенников развелось как грязи, которые выискивают вот таких неблагонадежных и пьющих, чтобы оттяпать у них жилплощадь. А с долгами по квартплате – так и вовсе выселят в какой-нибудь барак. Были такие случаи, она знает.
На мой вопрос, с чего её это тревожит да так, что аж сама готова раскошелиться (ну это и правда что-то за гранью реального). Валя с пафосом выдала:
– Вообще-то, это квартира моих родителей, и я здесь выросла. Поэтому мне не всё равно.
Звучало логично, и я её успокоила, заверив, что плачу каждый месяц и долгов у нас нет. Это правда, хоть мне и приходится для этого шарить по карманам отца, пока он спит.
Я даже сунула ей как-то свежую платежку, чтоб убедилась. Валя вздохнула, мол, ладно, хорошо. Но меня не покидало ощущение, что это её не успокоило, а даже как-то, наоборот, озадачило.
И потом свои визиты она не прекратила. А пару раз даже расщедрилась и принесла какую-то еду. Мы с отцом: спасибо, спасибо, но с чего это вдруг? Она округлила глаза, заохала:
– Да вы чего? Мы же родные! Почему бы мне вам не помочь? Денису премию дали большую.
Отец вообще не ломал над этими моментами голову. Ну принесла его сестрица нам килограмм сосисок и какие-то консервы – ну и ладно, хорошо. А меня всё это изрядно настораживало.
Нет, я не сволочь и обычно не выискиваю корыстных мотивов в поступках людей. Просто тётю Валю знаю, как облупленную.
До тридцати она считала каждую копейку, а сейчас вдруг ни с того ни с сего её обуяла щедрость? Ну, не бывает же такого.
Сама себя Валя считает практичной, а по мне – она так просто жадная. Своему Денису закатывала скандалы, если он покупал молоко за полтинник в супермаркете, который рядом с домом, а не за сорок шесть рублей в «Янте», в двух кварталах. Один и тот же чай Валя заваривала по три раза, пока он не становился совсем бесцветным и безвкусным.
Или вот в прошлом году она отмечала своё тридцатилетие. Назвала гостей полный дом. Мы с ней всего наготовили, без деликатесов, но старались. А после праздника моя тётя взялась за тщательные подсчеты: кто что и на какую сумму подарил. И ужасно расстроилась, что подарки не перекрыли расходы.
«Гуляевых больше не зовём! – сообщила она Денису. – Подарили какой-то бабушкин постельный комплект. А наели и напили тысячи на две, если не больше. Ни стыда у людей ни совести».
И так во всём. А тут вдруг такие жертвоприношения. Ну не в её это духе совершенно.
Ну и в конце концов она выложила свой замечательный план. Им с Денисом позарез понадобились деньги. Много.
Точнее, им понадобилась квартира побольше, потому что вчетвером в двушке тесно. Вот трехкомнатная была бы в самый раз. Не предел мечтаний, но жить можно. И как раз такую продают их соседи, которые уезжают из страны и срочно ищут покупателя. И за эту срочность прилично снизили цену. Вот Валя и загорелась.
– Ну, где мы ещё такое выгодное предложение найдем? За него хвататься надо зубами!
– А при чем здесь мы с отцом?
– Очень даже при чем! Вообще-то эта квартира как бы не только Ивана, но и моя. Это и мои родители были. Они квартиру переписали на Ивана только потому, что он женился. Они сами так говорили, когда живы были. А теперь он не женат. Зато я замужем и у нас двое детей. Мы на головах друг у друга сидим. Это будет честно и справедливо, если я получу часть денег с родительской квартиры. К тому же, пока он сидел, я тебя растила. В хорошую школу устроила. Какая-то элементарная благодарность должна быть? Ну и справедливость, конечно.
– То есть, по-твоему, справедливо нас с отцом выселить черт знает куда, чтобы вам там стало удобнее? – от удивления я даже возмутиться не могла.
– Не выселить, а обменять.
– На что можно обменять двушку в хрущовке? На однокомнатную? Чтобы я с отцом в одной комнате ютилась? Ты, Валя, совсем с ума сошла.
– У вас район хороший, почти самый центр, – не моргнув, с ходу предложила Валя. – Можно обменять на такую же двушку, но в спальном с доплатой. Я даже несколько неплохих вариантов подобрала уже. На Синюшиной горе, в Рабочем, в Топкинском…
Валя сейчас выглядела деловитой, прямо-таки нахрапистой и при этом тупой.
– Мне так дорога родительская квартира. Я ведь здесь выросла, – съязвила я, припомнив её же недавние слова.
– Хамка ты малолетняя, – оскорбилась она. – Вот будут у тебя свои дети – посмотрю, как тогда запоешь.
